Вслушиваться в его слова мешает понимание, что у меня приступ дезориентации в пространстве.
Почему это так больно, твою мать?!
– Я пойду, помою руки, – встаю со своего стула.
Все время, пока петляю между столиками, стараюсь двигаться медленно и непринужденно, и в этот раз я не бегу. Я не позволю себе бежать. Больше никогда.
Глава 20
Он ждет в коридоре.
Вытянув вдоль тела здоровую руку и чуть расставив ноги в темно-синих джинсах, занимает собой проход узкого, тускло-освещенного коридора, за которым бурлит жизнь ресторана.
Пяти минут наедине с собой мне хватило, чтобы унять взбесившиеся мозги. Мне вдруг становится легко быть вежливой, но, когда говорю “привет”, холод в моем голосе такой очевидный, что мне понятно – я пытаюсь обмануть саму себя.
Я не смогу с ним дружить. У меня не получается!
Его глаза прогуливаются по моему телу. По груди, ногам. Касаются моих распущенных волос, упираются в мои глаза.
– Привет, – говорит неторопливо. – Отдыхаешь?
– Как видишь, – пожимаю плечом.
– Где Миша? – интересуется.
– У родителей.
За последние годы черты его лица стали тяжелее. Не осталось ничего юношеского. Наверное, мне нужно было не видеть его полгода, чтобы сейчас столкнуться с этим открытием и испытать шевеление где-то в животе, потому что его “новая” версия нравится моим глазам не меньше, чем та, в которую когда-то я влюбилась. Тело тоже изменилось. Он стал крупнее. Еще шире в плечах и будто еще выше.
Сжав пальцы в кулак, все же спрашиваю:
– Как самочувствие?
– Я в норме. Спасибо, что не бросила меня подыхать.
Его глаза пристально наблюдают за моим лицом.
Я снова не знаю, за что конкретно он благодарит. Память подбрасывает картинки, на которых мои руки гуляют по его горящему лицу, и меня посещает желание отвести глаза.
– Ты сегодня очень щедр на благодарности, – говорю ему. – Забудь, – прошу с ледяным спокойствием.
– У меня деловой ужин, – произносит вдруг.
Мое спокойствие разлетается вдребезги.
– Ну а у меня – личный, – ставлю его в известность.
За спиной хлопает дверь.
Метнув туда глаза, он вдруг делает ко мне шаг и теснит в сторону, пропуская проходящего мимо мужчину.
Мои лопатки касаются стены, грудь касается перевязанной руки Чернышова. Еще чуть-чуть, и он упрется своими бедрами в мои, но вместо того, чтобы отступить, когда мы снова остаемся одни, он не двигается с места, оставив между нами почти несуществующее расстояние.
Возможно, меня слишком давно не касался кто-то, кроме сына, иначе как объяснить то, что моя грудь в секунду потяжелела и соски напряглись.
Деревенею, вскидывая голову.
Глаза упираются в его шею и кадык.
Мне приходится задрать подбородок, чтобы смотреть в его лицо, когда с угрозой спрашиваю:
– Что ты делаешь?!
С частыми вдохами в нос попадает запах его туалетной воды. Может быть, этот запах ядовитый, потому что меня встряхивает.
Его лицо так близко, что я вижу каждую морщинку на лбу. Вижу цвет его глаз, даже в этом тусклом свете.
– Не знаю, – отвечает Руслан.
Кружу глазами по его лицу. Он изучает мое.
– Чернышов… – говорю предупреждающе.
Подняв здоровую руку, он кладет ладонь на стену рядом с моей головой.
– Мне больше нравится, когда ты называешь меня по имени. Понравились мои цветы?
Несмотря на праздный тон, я чувствую, как напряжено его тело, будто он боится сделать хоть одно резкое движение.
Сверлю его глаза своими, разрываясь между тем, чтобы со всем безразличием и вежливостью попросить сделать два шага назад и тем, чтобы побыть сукой, с которой он так хорошо знаком.
Я выбираю второе.
– Я их выбросила. Цвет не тот.
Секунду он смотрит на меня с наигранной серьезностью, а потом растягивает губы в насмешливой фальшивой улыбке.
– Я это предвидел, поэтому отправил еще один.
– Слишком много суеты за то, что я вызвала тебе врача.
– Моя суета – мелочь. Ты не поленилась даже заскочить в мою палату.
Молча смотрю в его глаза, пытаясь поставить свое сердце на место.
Он дал исчерпывающий ответ на все мои вопросы. Он все помнит.
– Чего тебе надо? – спрашиваю зло. – Тебе и голову заодно травмировали?
– Давай поужинаем, – твердо произносит мой бывший муж.
Я приоткрываю рот, потому что действительно шокирована.
Его лицо предельно серьезно. Глядя на него, я кручу в голове два произнесенных Чернышовым слова, нихрена не понимая.
– Что значит, поужинаем? – сдаюсь, наконец.
Втянув в себя воздух, он делает долгий выдох и говорит:
– Обыкновенно. Как мужчина и женщина.
Смятение в моей душе, как ураган. Все, что я делаю в течение следующих секунд – просто моргаю.
– Ты больной? – спрашиваю сипло.
Кажется, я задала правильный вопрос. То, что он тянет с ответом, тому доказательство.
Лавина воспоминаний делает меня дерганой. Я пытаюсь вспомнить, когда в последний раз ходила с ним в ресторан как “мужчина и женщина”. И не могу. Не могу вспомнить. Может быть, когда была беременна нашим сыном?
– Я в норме, – чеканит наконец-то. – Так что?
Упираюсь глазами в его плечо. Все это кажется мне нереальным, но его запах настоящий. Когда я снова смотрю в его лицо, мне кажется, что у меня под кожей иглы.