Сопротивляйся

Отвернувшись, присаживаюсь на первый стул в ряду. Самый ближний к его столу. На его столе только раскрытый ноутбук и два телефона рядом.

– Нотариус уже едет, – слышу за своей спиной.

– Хорошо… – укладываю на соседний стул свою сумку.

Слышу шаги, и через секунду Руслан занимает большое кожаное кресло, в процессе снимая трубку рабочего телефона.

– Надя, сделай нам кофе, – просит, глядя на меня.

Ему идет это кресло. То, что он чувствует себя в нем раскованно не то открытие, которое могло бы меня удивить, я слишком хорошо знаю, как долго он к этому шел.

– Выглядишь официально, – положив трубку, он смотрит на белую блузку, в которую я одета.

Я не могу разгадать его настроения, в последнее время он делает все, что хочет, и сейчас тон его голоса совсем не официальный.

– Я была в нашем университете, – говорю ему. – Встречалась кое с кем в деканате, собирала информацию.

– Хочешь там работать? – спрашивает ровно.

– Хотела пару лет назад, – изучаю свой маникюр. – Но Миша тогда постоянно болел, и я поняла, что мне удобнее будет работать из дома. Мой поезд ушел. Я не стала подавать документы в аспирантуру.

Чернышов молчит, и я перевожу на него глаза.

Прижав к губам кулак, он смотрит на меня, и фамильная складка между его бровей становится чуть глубже, чем секунду назад.

– Если ты этого хочешь, все можно решить, – говорит из своего кресла.

Эта забота могла бы вывести меня из себя еще неделю назад, но сегодня выходить из себя я не намерена, но это не значит, что мне не больно.

Его не было рядом, когда он был нужен.

Кажется, он тоже это понял, иначе не смотрел бы на меня с этим напряжением в глазах.

– Я ни о чем не жалею, – сообщаю ему. – Я сделала тот выбор. Я не хотела, чтобы Миша кочевал между мной и моей матерью, тем более что у нее тоже не было на него времени.

Мы оба понимаем, кто этот “тоже”, и меня злит то, что любая тема наших разговоров, как гребаное минное поле, но он сам сунулся в него со своими благородными порывами.

– Ты никогда не просила моей помощи, – его голос звучит, как металл. – Ни одного раза. Ни в одном вопросе за эти три года.

– Мне не нужна твоя помощь, – заверяю его. – Ты опоздал на пять лет.

– На пять лет? – подается вперед. – Хочешь сказать, что пять лет назад ты просила меня о помощи? Я даже не знал, откуда в нашем доме берется еда.

В нашем доме?!

Я зря сюда пришла. Зря!

– Ты забывал даже о моем дне рождения! О какой помощи я могла тебя попросить?!

– О любой. Ты знала, что я сделаю все, что смогу.

– Я обязательно бы попросила, если бы видела тебя больше пяти часов в сутки. Чего ты хочешь? Зачем все это?!

Мой голос эхом разлетается по кабинету, и его сопровождает стук в дверь.

Пряча свое пылающее лицо в волосах, жду, пока, звеня посудой, его секретарша выставит на стол поднос с коллекционным кофейным сервизом и удалится со словами:

– Нотариус здесь. Звать?

– Да, – встав из-за стола, Чернышов отталкивает свое кресло и убирается к окну.

Видя в стеклянных дверцах шкафа отражение его обтянутой серым пиджаком спины, пытаюсь взять себя в руки.

Мужчина средних лет возникает на пороге. Мне требуется усилие, чтобы поздороваться с ним в ответ на его вежливое приветствие и игнорировать то, что наш мэр жмет его руку с механической сдержанностью, несмотря на то, что его голос звучит отрывисто и резко:

– Что от нас нужно?

– Паспорта, пожалуйста. Сверим информацию. На всякий случай.

По крайней мере, в моем мире существуют незыблемые и фундаментальные вещи, поэтому я не боюсь найти в документах, которые подписываю, какой-то подвох. Именно поэтому читаю через слово, даже не пытаясь вникать в детали, ведь в этом вопрос полностью доверяю своему бывшему мужу.

Он ставит размашистые подписи, скрипя ручной напротив меня.

Выслушав разъяснения, забираю свои экземпляры, ища для них подходящее место в сумке. Когда за нотариусом закрывается дверь, кабинет погружается в гробовую тишину.

– На следующих выходных мы с Мишей едем за город, – говорю хрипло, застегивая сумку. – Так что ты будешь свободен.

– Считаешь, что мы закончили разговор?

– Его вообще не нужно было начинать, – смотрю на Чернышова.

Я знаю, что больше никогда сюда не приду. И это жжет меня изнутри. Именно поэтому я впитываю очертания его лица и его тела в обстановке этого кабинета, который так ему идет и которого он так долго добивался.

Прочистив горло, говорю:

– Я не знаю, почему моя жизнь вдруг стала тебе так интересна, но когда этот бзик у тебя закончится…

Поднимаю глаза вслед за ним, потому что, сняв с телефона трубку, он кладет ее на стол и встает.

Выражение его лица настолько упрямое, что у меня екает в груди.

Резкость его движений напоминает мне о том, какое большое и сильное у него тело, и это читается в каждой складке одежды, которая натягивается на бедрах и плечах.

Дернув меня за локоть, заставляет встать со стула.

Моя сумка падает на пол, живот врезается в его ширинку, а в нос врезается его запах.

– Что ты делаешь?! – хватаюсь за его пиджак.

Освободив локоть, он накрывает ладонью мой затылок и склоняет голову, прижимаясь своими губами к моим.