Сопротивляйся

Протянув руку, выключаю светильник на прикроватной тумбочке, и в комнате становится темно. Миша тихо размеренно сопит. Перед тем как выйти, оставляю на его виске легкий поцелуй.

После двухчасового сеанса в СПА моя кожа пахнет косметическими маслами, а мышцы ощущаются, как желе.

Пройдя по коридору, останавливаюсь на пороге кухни-гостиной, в которой такой же приглушенный свет, как и за моей спиной.

На журнальном столике между диваном и телевизором остатки ужина, которые Чернышов собирает в мусорное ведро одной рукой.

Его толстовка лежит на диване, футболка облегает спортивные плечи и спину, а джинсы ювелирно сидят на спортивной заднице.

Оздоровительные процедуры совершенно точно обогатили мои мозги кислородом, потому что соображаю я активнее, чем шевелю руками и ногами.

Я вернулась десять минут назад. Чем они занимались последние два часа, я уже знаю в мельчайших подробностях из источника, у которого пока ни от кого нет секретов.

– Твой ужин здесь, – Руслан кивает на столешницу кухонного гарнитура и смотрит на меня через плечо.

Идет туда, собираясь вернуть ведро на место.

Двигается расслабленно, будто целый день беготни по комплексу ему ничего не стоил.

Открытия этого дня все еще бурлят во мне, хотя лицо той девицы почти вымылось из моей памяти.

Меня не интересует ни одна подробность их отношений.

Это больше не цепляет. Не давит. Не жмет.

Глядя на Чернышова сейчас, я думаю о том, сколько новых интересных навыков он приобрел за последние годы? Вместе с этими морщинками, которые пересекают его лоб.

Его взгляд стал жестче, тело крупнее, но это все еще он, просто другой. Я хочу узнать его нового. И я не хочу быть закрытой книгой, поэтому прохожу в комнату и сообщаю:

– Я кое-кого встретила сегодня.

Развернувшись, он складывает на груди руки и прислоняется бедром к столешнице.

– Кого? – смотрит на меня оттуда.

Остановившись напротив, копирую его позу.

– Твоего “делового партнера”, – склоняю набок голову.

Его глаза цепляются за мои, между бровей возникает складка.

– Хочешь вернуться к старому разговору? – спрашивает. – Могу я тогда налить себе чего-нибудь выпить?

– Это ты устроил ей переезд? – игнорирую его “юмор”.

Руслан проводит ладонью по своей шее, сощуривая глаза.

– Могу я услышать эту историю с самого начала? – просит он.

– Нет никакой истории. Она пошла за мной в туалет и поблагодарила за свой перевод.

– Она не уточнила, какого хрена здесь делает, раз ее выселили? – интересуется Чернышов.

– Нет. Так это ты сделал?

Он молча гоняет по скулам желваки. Через секунду снова расслабляется и говорит.

– Я.

Смотрю на него пытливо.

– Это разве не слишком? – спрашиваю тихо.

– Я предпочитаю решать проблемы на стадии их формирования, – разъясняет он, вдумчиво подбирая слова. – Ты обозначила проблему, когда мы с ней столкнулись, и я ее решил. Моего “делового партнера” в этом городе много когда касается бизнеса, потому что она представляет крупнейший банк в городе. Ты это поймешь, когда твой собственный бизнес начнет набирать обороты. Тогда ваши пересечения станут вопросом времени, и это проблема, насколько я понял. Ты разве не это вбила в мою башку?

– Я просто не знала, как масштабно ты теперь решаешь проблемы…

– Теперь знаешь.

– То есть, мне нужно подумать раз пятьсот, а потом уже ставить перед тобой проблему?

– Тебе вообще не нужно думать. Тебе нужно просто рассказать мне о ней.

Мне больше не больно от воспоминаний. Но они все равно зудят, как шрам на коже, а его слова как соль. Жечь не перестанет, пока этот чертов шрам не затянется.

– Ладно… – смотрю на него. – Вот тебе проблема… Когда у Миши резались зубы, я два дня не спала и не ела. Он все время плакал, я думала, сойду с ума. Просто упаду. Я ревела… позвонила маме, у нее был аврал. Тогда я позвонила тебе.

– Продолжай…

– Ты не взял трубку.

Я не делаю это обвинением. Просто фактом. Я и тогда не винила его. Я знала, что у него аврал.

– Я был уверен, что она помогала тебе.

Его голос звучит низко. Как шелест по комнате.

Глядя на него, я вижу, как каждое сказанное мной слово проходит через его голову. Именно сейчас, а не тогда, когда я вываливала на него претензии вперемежку с обидами.

Крича и… теряя его…

– Я перестала ее просить…

– И меня.

– Ты был все время занят. Я была как в дне сурка. Одна в этом доме. Ты перестал звонить. Ты меня не замечал…

Оттолкнувшись от столешницы, идет к окну. Упирается руками в подоконник, глядя на улицу, где нет никакого движения. И эта тишина, которая нас окружает, не дает никуда спрятаться от этого разговора.

– Я тоже был, как в дне сурка. Я не помню тот год почти. Обрывками. Боялся подписать любую бумажку. Боялся подставить себя или еще кого-нибудь. Боялся сесть лет на десять за это. Башка от перенапряжения лопалась. Меня вытопили из проекта прямо на этапе реализации, но Олег вмешался…

– Белевский? Сын губернатора?

– Да…

Облизнув губы, бормочу:

–Ты не рассказывал…