— Но ведь дело, видимо, не только в кучах шлака и мусора, которые Галкин с комсомольцами выпроводили за черту города, в заброшенный карьер! Не надо упрощать. Если так просто, — включился ведущий, чего-то добиваясь подспудного, — то давайте сроем все отвалы и…
— Давайте! — с явным облегчением сказал директор: его поняли правильно. Еще месяц-два назад в этом кабинете без конца заседали на темы безотходной технологии и выполнения постановления правительства. А корень зла — отвал! Само сознание того, что бракованную деталь можно отправить за ворота с кучей шлака, и «концы в воду», сводило на нет все усилия и планы. Отвал как высшая инстанция, как палочка-выручалочка, спишет все: брак, халтуру, бесхозяйственность.
— Я советую всем директорам начать с отвала! Расстаться с ним сегодня же, поставить коллектив перед фактом: свалки нет, выход один — внедряй на каждом рабочем месте безотходную технологию и строжайшую дисциплину в расходовании материалов или… останавливай производство.
— В отвалы города, — редактор заглянул в записную книжицу, — вывозится около двух миллионов тонн промотходов! А если прибавить бытовые отходы, то можно предположить, что цифра удвоится и нас с вами ожидает перспектива — утонуть в собственном мусоре! Самый крупный отвал, кстати, был не у вас, а у металлистов…
— Безусловно, пальма первенства у них, — печально кивнул директор, — там счет ведут на десятки миллионов тонн. Рукотворные горы. С ними надо что-то делать уже сейчас, иначе будет поздно. Я думаю, что руководители металлического завода понимают и примут меры…
Мочалов со значением подмигнул Галкину, дескать, пошли перекурим. Съемка продолжалась, и было ясно, что Галкин останется за кадром. Ему хотелось бы рассказать про уголовничка Чанмазяна с финкой, о белых чайках, жировавших на отбросах, перекочевавших с речного безрыбья на отвалы, и стаях диких псов, страшнее волчьих. Но к отвалу руководство больше не возвращалось, считая вопрос решенным, перешли на технические тонкости сепарации, грануляции, утилизации отходов. Мнения разделились. Директор предлагал поставить печи для сжигания, парторг с главным инженером ратовали за импортные машины по переработке макулатуры в исходное сырье, взамен целлюлозе, за тесную кооперацию с утильсырьем на договорной основе и вторчерметом, предлагали пригородным совхозам шлаковую муку для известкования почвы, шлаковый щебень. Сошлись на том, что нужна постоянно действующая городская ярмарка отходов, магазины «Сделай сам» и мастерские при них со станочным оборудованием для умелых рук, новоселов и садоводов-любителей.
Голова у Галкина начала пухнуть, как у абитуриента, волею судьбы скакнувшего через пять курсов института на госэкзамены. В какой-то момент ему показалось, что с отвалом ему бы легче жилось, чем теперь, Мочалов прав, поспешили сковырнуть. И в самом деле, пойди разберись с этими грануляциями, утилизациями, специализациями…
Галкин вышел в коридор вслед за Мочаловым, стирая пот со лба, в непривычном томлении субфебрильной температуры, которая случалась у него теперь каждый день, от волнения и нервных перегрузок. Хотелось сбежать домой и лечь под одеяло, выбросив из головы все. Но его поджидал Мочалов, боявшийся следствия по поводу подставных лиц на отвале: то были лица уважаемые, честные и трудовые. Единственным их недостатком было то, что на отвале они не работали, а были со стороны, и получали деньги в кассе цеха благоустройства ни за что. Половину добровольно оставляли в ящике у Мочалова, он не настаивал и даже уходил в такой момент покурить. Напрасно директор шумит и грозит судом, тем более с экрана. Было время, когда многие так жили. Если начнут следствие, Мочалов укажет имена: в железнодорожном цехе, литейке, в отделе энергетика и главного механика…
— Ну как, слышал про металлистов? — Мочалов схватил горячечную руку Галкина своей ледышкой. — Горные хребты, а?! Миллион железа! Масштаб, фантастика! Не считая прочего… Они на тебя намекают, Галкин, и дают понять, дескать, сколько тебе по силам! Берись… С ума сойти! Двадцать рублей за тонну… Столько добра повыбрасывали?! Дуроломы! Хозяин нужен, Галкин, хозяин вроде тебя и меня! Запиши. Я хоть сейчас… Ах, какая удача, удача какая!
Он словно бы заранее знал и радовался, что Галкин не откажет и все получится лучшим образом. Чего ждать следствия и прочей чепухи? Надо работать.
Но Галкин медлил, поглядывая на кабинет директора, он восхищался человеческой мыслью и возможностями и сожалел, что не может выпечь из шлака кирпич, даже представить не может, как это делается, не говоря о прочем. Он был неуч. Субфебрильная температура, почувствовав слабину и растерянность, начала подниматься, куда-то к горлу горячим клубком, затрудняя дыхание и вызвав утробный кашель.