— Сепарация, грануляция не для тебя, Галкин, ты не поймешь без института! — Мочалов состроил рожу недоверчивую и язвительную, какая обычно бывает у футбольных болельщиков накануне сезона, когда они слушают по телевидению обещания футбольных тренеров выиграть кубок или первенство, перекроив турнирную таблицу на свой лад и невзирая на авторитеты. — Обещать-то они горазды! А отвал сковырнул — ты! В семье не без урода, один ты можешь, невзирая на лица, не думая о себе, впрячься и поволочь свалку…
Галкин представил в сизой дымке испарений рукотворную гору, нехоженые тропы, приключения, опасности и прочее, и понял, что не устоит от соблазна. Неведомый отвал увлек его. Утилизация, грануляция не для него, Мочалов прав. Его место — белые пятна земли. Отвалы — загадка. Люди интеллекта обходят их стороной. Их можно понять: протянут ноги в желтом дыму раскаленного шлака, сойдут с ума, увидев чаек на столовских отходах. Легче спуститься в жерло вулкана… Лично для Галкина отвал не в тягость и больше чем сырье для производства строительной муки и щебенки. Он не мог объяснить, почему так и что именно его влечет на отвал. Галкин был романтик, хотя и не сознавал этого, а если бы осознал, так устыдился бы. Романтики были не в чести, чем-то вроде инфантильных. Отвал стал стихией, вышедшей из-под власти человека и грозящей поглотить луга и пашни, отравить воды, воздух, отучить белых птиц от их исконной речной стихии, переродить в нечто убогое и грязное. И надо встать над стихией… В защиту чаек. Наделать кирпичей и цементной муки, удобрений и целлюлозы.
— Хорошо, — сказал Галкин, чувствуя, как отступает ангина, высвобождая дыхание. Ей не место на отвале, в горячке и бешеном труде. Она наваливается температурой в тиши кабинета, в бумажной скуке.
Мочалов ждал ответа, надеясь на Галкина. Начальник цеха благоустройства романтиком не был, но готов был идти следом за Галкиным на отвальные кучи и по возможности разделить кое-какую опасность. Он переделал смету под масштабы отвала металлического завода и захороненный миллион тонн железа, ассигнования удвоил, накинул штаты. В обиде никто не будет: обнесет свалку забором, чтобы миллион не ушел налево, к самозваным заготовителям, поставит шлагбаум для транспорта с будкой и посадит туда тещу, «племянницу» пристроит при правлении свалки экономистом с правами ревизора и отправит в декрет. Галкин, как идейный вдохновитель, должен был обходиться малым и поднимать общественность на субботники и безвозмездный труд, а также вместе с профессором Масленниковым организовать областную научно-практическую конференцию по утилизации отходов производства. Тетка Мочалова могла за скромное вознаграждение заваривать кофе для участников, а своему брату Мочалов поручил бы микрофоны и громкоговорители зала заседаний. Брата выгнали из телеателье за незаконные поборы с клиентов и мухлеж с кинескопами, и он слонялся без работы…
— А что скажет коллектив? — забеспокоился Галкин. Он имел в виду кузнеца Мудрых, Наденьку Потеряеву… Наденька долбила молотком обода колес и рессоры, не подозревая, что Галкин уходит навсегда. Металлический завод на краю света, не всякий там бывал.
— Коллектив рад! — уверенно сказал Мочалов, думая о теще, «племяннице», тетке и запойном брате. Предстояло следствие по поводу подставных лиц на заводе сельхозмашин и директор с радостью избавится от Мочалова…
— Не может быть!! — обиделся Галкин, вспомнив, с каким почетом ему выдавали первую зарплату, сколько было хороших слов и музыки. — Я пойду спрошу! — решил он. — Как люди скажут, так и будет…
— Иди, — сказал Мочалов. — А я сматываюсь. Если что, ищи на металлическом. Никому ни слова до поры. Миллион один, а жлобов много. Не будь простофилей и приходи быстрей…
Вернувшись к себе, Мочалов открыл сейф и вынул отчетность за последние два года, сунул в портфель. Следствие, которым грозил ему директор, придет и первым делом опечатает сейф. Все правильно. Сейф не пустой: подшивка журнала «За рулем» и пачка вырезок из газет — статьи про НЛО и прочие загадки века. Интересы начальника цеха благоустройства были широки, но в рамках закона. В этом и должно было убедиться следствие.
У Галкина сейфа не было, наверняка, поэтому его волновали не НЛО и загадки века, а всякие пустяки — удачи и неудачи кузнецов и штамповщиков, поставляющих рессоры и обода автомобильных колес отделу контроля. За контроль Галкин переживал так, словно сам был рессорой и готовился к испытанию. Под Наденькин стандарт он когда-то не подошел. Но с той поры многое изменилось, можно было делать второй заход. «Брак! — стучало у него в голове. — Законный брак!» И ОТК должно было на этот раз согласиться.