Сор из избы

Кузнечный цех трудно было узнать. Он перестраивался. Добавлялся участок утилизации. В пристрое из шлакоблоков и гофрированных листов на свежезалитых фундаментах монтажники ставили бумагорезку с транспортером и пакет-прессом, ждала своей очереди установленная на дощечках машина для переработки стружки и древесных отходов в дефицитные древесно-стружечные плиты. Уже подбирался штат, и бригада женщин была командирована на фабрику нетканых материалов, работавшую на тряпичном утильсырье, для учебы. Фабрика изготовляла холстопрошивное и иглопробивное полотно — дорнит — для технических нужд и продавала его предприятиям, в том числе заводу сельхозмашин. Экономисты подсчитали, что рентабельней будет обойтись без встречных перевозок и перерабатывать свой утиль на месте, поставив немудреное оборудование. Избыток полотна и обтирочной ветоши можно будет продавать соседям по оптовой цене. Замасленное тряпье предполагалось сжигать в термопечи с теплообменником и получением технического пара…

Кузнечный цех с готовностью взял под свою крышу новый участок и занял прочно место лидера в заводском соревновании по безотходному производству и утилизации, показывая пример культурного коллектива. Цех посветлел, словно умытый. У молотов стояли тут и там веники и совки, ведерки с пенной водой или раствором, словно шло нешуточное соревнование за чистоту на рабочем месте. Галкин подумал, что без Леши-комсорга дело не обошлось, он, наверное, вручит победителю палатку с набором походной мебели или комплект шин для «Жигулей»…

На ремонтном участке орудовал робот с манипулятором, конкуренцию с ним никто не выдерживал, кроме Перевязьева. Робот владел десятью специальностями, Перевязьев подналег на учебники и освоил одиннадцать. Квалификационная комиссия присвоила ему высший разряд и рекомендовала перейти в операторы на роботехнику, но Перевязьев сказал, что роботу до него далеко в ремонтном деле. Пошел на принцип.

Галкина Перевязьев узнал сразу. Сморкался в батистовый платочек, чтобы произвести на помощника директора культурное впечатление, и ставил хомутик на шланг гидросистемы пресса.

— Видал? — крикнул он Галкину, указывая пальцем на шланг, пульсировавший от рабочего давления. — «Ванька» так не может! Ха…

«Ванькой» он прозвал робота, своего конкурента на ниве ремонта. Хомутики на гидрошланги ставить не полагалось, только в случае крайней нужды и отсутствия на складе исправных трубок высокого давления. Поэтому робот такой программы не имел. Он не чувствовал слабую точку и мог сунуть заплату не туда. Чувствовать роботу пока что было не дано.

Перевязьев, закончив дело раньше норматива, открыл шкаф у стены и, загадочно усмехаясь, вытащил из него метлу. «Твоя! Узнаешь?» Галкин молчал, не признавая. К метле он возвращаться не хотел.

— Не пугайся, — понял его чувства Перевязьев, — храню для истории. Мудрых музей хочет сделать: как было и как стало! Чтобы молодежь училась и не забывала…

Перевязьев запер шкаф и побежал к роботу, соревноваться.

— Приходи как-нибудь, потолкуем…

Галкин обещал. За аллигаторными ножницами с транспортером стояла Поля Перетягина. Галкину она не удивилась, словно только его и ждала.

— Явился, не запылился, женишок!

Она носила под сердцем шестого ребенка, побывав на свидании у мужа, бывшего на исправлении по приговору суда за рукоприкладство. Свидание было недельным, муж заработал его примерным трудом и поведением. Начальник исправительного учреждения сказал Поле, что ее супруг остепенился, и можно было строить планы на будущее. Поля в ожидании перемен в личной жизни расцвела, смеялась и трясла Галкина за плечи так, будто взяла обязательство вытрясти из него душу.

— По Наденьке скучаешь? Признавайся! Небось, простит. Эко вымахал в начальники! Молодой, да ранний. Теперь тебя всякая полюбит, берегись! Бабы хитрые, не всякой верь. А Наденька слово держит… Ты ей не перечь…

Поле по-прежнему не терпелось устроить личную жизнь Галкина с Наденькой, поэтому, наговорившись, она опять повела его сватать, знакомой дорожкой, не делая секрета. Тихо она не умела.

— Это Галкин! Тот самый… Небось, читали? Сватать веду в ОТК! Дело решенное, второй заход делаем. Добьемся своего, ха-ха! Сокол-то какой? Почти директор. Высоко-о летит! Ну, да мы тоже не кутята… Всяких повидали.

Она верила в успех, хотя время было не очень подходящее. Рессорный участок авралил, нагоняя квартальный план, и через это допускал сбои в качестве, Наденька выводила мелом на стальных полосах цвета побежалости: «Брак», отбрасывала рессору в сторону, и губы у нее дрожали. Она воспринимала халатность рессорщиков как личную обиду и не могла понять, за что они к ней так…

Душевные переживания не портили цвет ее лица. Наденька была в том возрасте, когда и горе молодит. Но всякому хотелось успокоить ее, сказать хорошее. Дескать, тебе больше всех надо? Плюнь и забудь! Пусть у начальства голова болит, наше дело маленькое, приказано принимать — принимай…