Соринки. Сборник юмористических новелл

– И, который тебя уже бросает? – участливо спросила знахарка.

– Вос… Восьм… Восемьдесят девятый, – заикаясь, ответила Наденька.

– Ничего страшного, – увещевала бесстыжую девочку старушка. – Успокойся, оставь подаяние и завтра приходи ко мне со спокойной душой. Я тебе прошепчу нужную молитву, и совет дельный дам.

– У меня денег больше нет, – успокаиваясь, прошептала Наденька.

– Ну, что ты. Деньги не главное, – шептала тихо старушка. – Я же к тебе по-человечески и ты от меня не отворачивайся… Одолжи и приходи завтра.

Опустив лицо, Наденька вышла в веранду и, прикрывая потекшие на глазах тени, кинула несколько помятых купюр в банку для пожертвований.

Пока Гудковский провожал взглядом развратную нимфетку и мысленно представлял себе, как бы она гармонично смотрелась на его белом кожаном диване в голом виде, из-за двери опять донесся голос знахарки:

– Удотов Алексей, проходи.

Мужчинка с испитым лицом приподнялся и, виновато улыбаясь, Гудковскому и пухленькой женщине, боком пропихнулся в дверной проем.

Андрей Моисеевич опять прильнул к проему и продолжил наблюдать за тем, как творятся чудеса.

– В чем беда твоя? – всматриваясь в лицо Удотова и зачем-то потушив пальцами две горящие свечи, спросила знахарка.

– Беда у меня, – ответил тихонько тот.

– Что за беда?

– Слаб я организмом.

– И в чем же слабость? – вопрошала целительница.

– Слаб мочевым пузырем, – шепотом ответил Алексей.

– Сам по себе сцышься или когда выпьешь?

– Когда выпью, бабушка.

– До усрачки пьешь?

– Можно сказать и так. Только мне до этого состояния совсем мало надо.

– Не велика беда. Помогу я тебе. Только следуй моим советам.

Старушка встала со стула и застыла на несколько секунд в нерешительности, перед висящими на стенах образами. Затем сняла чей-то мужской лик и несколько раз дотронулась им до головы Удотова. После этого она несколько раз обошла с иконой вокруг Алексея, что-то тихо бормоча…

– Перестань водку жрать, а то сдохнешь! – неожиданно громко, резко гаркнула мужским голосом в ухо Удотову знахарка.

От неожиданности Андрей Моисеевич и пухленькая женщина дернулись, как от удара током.

– Иди домой и через неделю придешь обратно, – послышался голос знахарки. – Будет хотеться водки – держись. Пей молоко… Все иди.

Дверь отворилась, и оттуда появился в мокрых штанах сконфуженный Удотов. Он быстренько кинул в трехлитровую банку несколько железных денег и выбежал на улицу.

– Прохор Аферин, – крикнула знахарка.

Жирный дядя оторвал тело от лавочки и грузно ввалился в дверной проем.

Знахарка почему-то резко подскочила, как ужаленная, и потушила почти все, кроме одной, свечи.

Аферин впотьмах неуверенно пошел к табуретке.

– Ничего не вижу бабушка, – пожаловался он.

– Мой помощник старец Семен с детства ничего не видит, однако лучше тебя передвигается, – отчего-то заговорила низким сопрано знахарка.

– С чем пришел?

– Беда… Украли у меня крест золотой с цепочкой недавно в церкви на Пасху, – сообщил Прохор.

– Я вещи не ищу… А, если пропало что-то, так и надо тебе, потому что на тебе грехов, как на собаке клещей.

– Не в кресте дело, а в бумажнике моем, который тоже пропал в тот день.

– А что там? – насторожилась старушка.

– Карта там пластиковая с привязкой к одному зашифрованному счету за границей с очень большими деньгами, – пояснил бедолага.

– Так это же не проблема.

– В этом то и проблема… Карта на чужого человека оформлена, а он уже давно в тюрьме. Я без этой карты не могу деньги вывести на другой счет.

– Грешная душа у тебя, потому что… Людей обманывал и ты, и папаша твой Прохор, тоже… Вот за это и поплатился. Надо тебе очиститься. Сейчас я молитвы почитаю, а ты приходи ко мне через день. Мне надо сосредоточиться и попробовать поискать твою карту, – быстро заговорила знахарка и схватила со стены ближайшую икону. Затем, что-то тихонько бормоча, обошла с ней вокруг Прохора и потрогала его руки.

– Много на тебе железа лишнего… Оно и притягивает к тебе беду. Избавься от него немедленно… А потом уже ко мне и приходи… Вижу я уже кое что, – зашептала она ему в ухо.

Толстяк поднялся и поспешил на выход.

– Мя…у…у…у, – истошно заорал кот, которому в темноте наступил на хвост Прохор.

Весь мокрый от пота он выполз на карачках в веранду и, поднявшись с колен, принялся судорожно снимать у себя с толстых, как немецкие сосиски, пальцев перстни и бросать их в банку.

– Иринка Добрина, – послышался, опять спокойный, голос знахарки: – заходи.

Пухленькая женщина мигом шмыгнула за дверь, притворив ее специально так, чтобы Гудковскому ничего не было видно. Он, конечно, немного расстроился, но сразу же плотно прильнул к двери ухом.

– Ну что? Получилось у тебя? – спросила знахарка.

– Нет, – ответила Иришка.

– Травку мою в еду ему подсыпала?

– Да.

– И что?

– Ничего… Пришел пьяный, и спать лег.

– Голая танцевала?

– Танцевала.

– Губами его везде целовала.

– Целовала.

– А Егор что твой?

– Ничего. Оттолкнул меня и к стене повернулся, – заплакала Иришка.

– Совсем дело плохо, – сказала знахарка и замолчала.

В это время кто-то несколько раз стукнул в стену.