Соринки. Сборник юмористических новелл

Решив, что лучше этот процесс контролировать самому, отец Никодим снизил скорость движения по рядам и принялся пристально наблюдать за тем, как, кто и сколько жертвует.

Не спеша, кропя святой водой налево и направо, он заметил, что приближается к одной ревностной прихожанке, имя которой он никак запомнить не мог. Лицо отца Никодима расплылось в улыбке, но его взор омрачил здоровый мужик, который бросил в ведро яичко, а к ящику поднес руку, но мятую купюру туда не положил, а едва заметным движением спрятал себе в рукав рубашки.

От негодования у отца Никодима побагровело лицо…

Неслышно матернувшись себе в бороду, отец Никодим кропилом собрал побольше воды в кропильнице и с силой направил поток «благодати» в голову хитрому мужику.

Получив полтора литра холодной воды в лицо, Егорка благодарно кивнул головой и, облизав пересохшие с перепоя губы, быстро сложив свою провизию, семимильными шагами, рассекая толпу страждущих, словно ледокол мелкие льдины, направился к выходу.

Негодуя, отец Никодим забыл окропить снедь Гертруды Видленовны и плюнул себе через левое плечо, случайно попав на куличи строгой женщины. Та, решив, что так и надо, потому что в церкви была первый раз в жизни, собрала провизию и поспешила вместе с другими людьми, получившими благодать, на выход.

От расстройства у Гертруды Видленовны выступили на глазах слезы…

– За что же мне такое наказание? Чем я согрешила? – думала она про себя. – Этому столько благодати дал… Этой собственной жидкостью осветил… А я?

Решив не сдаваться, Гертруда Видленовна от стола не отошла, а решила подождать второй заход. Денег у нее больше не было, но оставалась пластиковая карточка с правом на бесплатный проезд в общественном транспорте, как инвалиду, которую она и решила пожертвовать церкви.

Однако не довелось…

Толпа людей, отстоявших службу в церкви и терпеливо дожидавшихся освобождения столов, хлынула неудержимой лавиной с песчаных гор на вакантные места, схлестнувшись со страждущими, ожидавших в уже в пронумерованной помадой очереди у ворот.

– Имейте совесть…

– Кто бы говорил…

– Подвиньте задницу…

– Мы службу отстояли…

– Еще постоите…

– Что вы делаете? Это святой праздник…

– Ага… Рожу уже залил…

– Я вообще не пью…

– Что бы ты так не ел…

– Сам говно…

– Как вам не стыдно…

– Стыдно – когда видно…

– Так у вас видно…

– А мне не стыдно… – неслись отрывистые фразы из толпы противостоящих сторон.

Оттесняемая от стола Гертруда Видленовна, перешла от глухой обороны к активному наступлению…

Размахивая тростью, словно рапирой, она точными хлесткими ударами по различным частям тела страждущих уже почти заняла прежнюю позицию, но…

Танька Криворучка отстояла всю утреннюю службу от начала и до конца, но нормально поработать ей не представилось возможным – людей было столько, что она не могла пошевелить руками. К тому же когда ее толпой вынесло из церкви и понесло в крестном ходу, она пришла к выводу, что ее кто-то уже «обчистил» саму.

Во время давки за места она заприметила «жирного гуся» с оттопыренным карманом брюк и массивной золотой цепочкой, с еще более массивным крестом, на шее.

Достигнув объекта, Танька Криворучка запустила свои искореженные артритом пальцы ему в карман и почти выудила лопатник, как тут кто-то ее толкнул…

«Золотой верующий» недоуменно опустил свой взор и обнаружил свое портмоне в руке и незнакомой ему старушки.

– Не понял… – возмутился «гусь», но закончить не успел.

– Люди добрые, смотрите! – закричала дурным голосом профессиональная карманница. – Буржуи совсем уже совесть потеряли. Кровососы проклятые уже в церкви людей обижают. Православные, защитите от произвола старуху. Некому за меня заступиться. Все мои пятеро сыновей на войне погибли.

Толпа на мгновение затихла, а затем все те, кто имел достаток ниже среднего, объединились и кинулись защищать старушку…

Истощенный «Великим постом» организм Гертруды Видленовны, отнесло толпой к краю канавы, и она шлепнулась спиной на ржавые трубы, сочно ударившись затылком.

– Вот она – благодать, – думала старушка, вглядываясь в солнечный свет, пробивающийся сквозь кровавую пелену ее глаз до тех пор, пока ее не засыпало, взрыхленным ногами дерущихся, песком.

Через полчаса отец Никодим продолжал таинство освещения снеди и радовался, что канава почти уже засыпана, Танька Криворучка бежала к «барыге» сдать «рыжье», а «гусь», уже без цепочки и портмоне, сидел с окровавленным лицом в полицейском участке напротив старшего участкового уполномоченного Долбина Ивана Аркадьевича и расписывался в протоколе, признавая свою вину в хулиганских действиях, совершенных в общественном месте.

Домовенок

Степан Иосифович Маргушов, несмотря на то, что в личной собственности имел только кредит на квартиру по ипотеке, пятеро детей, старую немецкую машину, такую же, только отечественного производства, старую и порядком уже надоевшую, жену, а также и вторую, неофициальную, жену, был крепким хозяйственником.