Я налил ему и себе чай – сегодня что-то совсем душа не лежала к кофе. Есть у меня странная реакция организма на него – только выпью, сразу же вся нервная система как будто ощетинивается, и невидимый внутренний реактор начинает выдавать сто двадцать процентов мощности настолько бодро, что даже немного потряхивает. Признак перевозбужденной нервной системы. Хоть бензодиазепины глотай.
Сам я закинул в себя только парочку бутербродов, пока Олег методично и торопливо уничтожил практически всю еду на столе. И мне показалось, что он всё же остался чуточку голоден – но вежливость ему не позволила это показать.
Глотнув обжигающе горячий чай и даже не поморщившись, Олег хмуро сказал:
– А теперь точно дела.
– Давай, – вздохнул я, чувствуя, что спокойно начавшееся утро, как обычно в последнее время, перерастёт в сумасшедший день.
– Смотри, – сказал Олег и бросил на стол пухлый конверт.
Внутри оказалась куча фотографий. Чувствовалось, что они совсем свежие – глянец ещё не приобрёл обязательных царапин, острые углы ещё не хранили жирные отпечатки пальцев.
Просмотрев первые несколько снимков, я понял, почему Олег предпочёл вначале позавтракать, точнее, позволил вначале позавтракать мне, а потом уже перешёл к делам.
Кровь.
Кровь.
Кровь.
На полу и стенах, на портьерах яркой золотистой раскраски и на стульях «под старину», на стекле сервиза и белой плите двери холодильника, на ламинате и кафеле пола, даже крупная клякса крови на потолке. И среди пятен и багровых полос на стенах проступали надписи на английском, такие же красные, как потёки на полу, написанные тем же составом. Шестьдесят процентов плазмы, сорок процентов эритроцитов, тромбоцитов и лейкоцитов – кровь.
Но всё это не более чем антураж.
Взгляд сразу же цеплялся за тела. Их кто-то так изуродовал, что я, просмотрев всю пачку фотографий, даже не мог чётко сказать, сколько там трупов. Семь, восемь, десять?
– Сколько? – хрипло поинтересовался я.
– Тринадцать, – Олег не спеша попивал чай, искоса посматривая на меня.
– И зачем тебе я?
– Чем, по-твоему, это сделано?
Я повернулся к Олегу:
– Дружище, не юли. Зачем я тебе? Ответ на этот вопрос даст тебе любой судмедэксперт.
– Я же тебе сказал…
– Сказал, – прервал я его. – Олег, ты боишься огласки, но дело у тебя в любом случае заберут прокурорские. Если ещё не забрали. Информация всё равно расползётся. Ты должен только радоваться, что такое побоище не придётся расхлёбывать самому.
– Экий ты недоверчивый, – пробормотал Олег.
– Так что выкладывай, зачем тебе я.
– Хорошо, – сжал губы в тонкую линию Олег – Я тебе отвечу Но вначале ответь ты.
Я ещё раз рассмотрел тела на фотографиях – практически у всех ровные, даже слишком ровные порезы поперёк горла, вспорота брюшина, похоже, что вскрыты бедренные артерии. Особенно долго изучал фотографии, где раны сфотографированы крупным планом.
– Что-то очень острое. Не кухонная утварь, не китайские поделки. Я бы даже сделал ставку на ножи неклассической формы. Например, керамбиты, ими проще наносить такие порезы, чем прямыми ножами. Может, Spyderco, может, Emersson.
– Керамбит – это такой, как у тебя? – поинтересовался Олег.
– Такой да не такой. У моей Цивы лезвие серрейторное – зубчики не дадут таких ровных краёв раны. Лезвия тех ножей, которыми всё это наделали, плейновые, ровные. Олег, зачем ты спрашиваешь моё мнение? Опытный судмедэксперт скажет намного больше и намного точнее.
– Затем. Милый мой друг, я думал, ты сразу догадаешься…
– Продолжай, – нахмурился я.
– Скальпель. Всё это сделано скальпелями.
– Чушь. Невозможно. Точнее, неудобно. Глупо. Всё равно что маникюрными ножничками рыбу чистить. Получится, но долго, муторно и грязно.
– Но всё именно так, как я сказал. В раковине на кухне лежали два десятка скальпелей, все в крови.
– Ты поэтому не хочешь огласки?
– Да, – Олег кивнул, потянулся и встал за чайником. – Тринадцать трупов, куча скальпелей, ровные разрезы. И я тебе ещё не показал второй конверт. Что имеем?
– Спятившего медика?
– Спятившего хирурга. Лови второй конверт.
Пачка фотографий оказалась поменьше, чем первая.
Но намного интереснее, на мой профессиональный взгляд. На праздничном столе, на когда-то белой скатерти, среди хрустальных бокалов и белых широких тарелок аккуратно расположились несколько сердец, куски печени, с десяток почек, одиноко лежащая селезёнка, две рядышком расположившиеся матки и рядом с ними три вырезанных под корень члена. Ещё несколько органов лежали в куче – я не стал их идентифицировать. Моё внимание привлекли макрофотографии – такое ощущение, что некто сделал резекцию почек на операционном столе по всем правилам, аккуратно и спокойно.
Я отбросил фотографии и минуту молча пил уже остывший чай.
– Ты прав, Олег. Этот человек, хотя я бы эту тварь уже не считал человеком, когда-то учился на хирурга. И хорошо учился.
– А работал?
– Не знаю, – покачал головой я. – Я скажу тебе про почки. Отделены аккуратно и правильно. Такое сделает и очень хороший интерн. И хороший патологоанатом. Только патан бы не стал возиться со скальпелями. У них свои инструменты.