Сорные травы

– Но… – парень хотел сказать что-то ещё, когда мы вывернули к открытым дверям секционного зала. Сашка дернулся и резко отвернулся, часто-часто моргая. Я высвободилась из руки держащего меня омоновца и пошла внутрь. Кажется, меня окликнули – неважно. Дверь баррикадировали зря – толпа вынесла окна вместе с сетками. Решёток не было – какой дурак будет грабить судебный морг?

Трупы. Тела, перевёрнутые столы, разбросанные инструменты. Сброшенный со стола вскрытый труп, органокомплекс валяется рядом. Михалыч с секционным ножом в руке, лица нет, разве что по залитым кровью сединам и узнать. Раскрытые двери хранилища, вытащенные из холодильника обнажённые трупы… идиоты, они ж испортятся. Двое коллег, рядом с одним – табуретка с окровавленным углом сидения. Судя по проломленной башке лежащего рядом типа в джинсовой куртке – Харона своего коллега прихватил за компанию. А может, не одного. Санитар. Сверху обнажённый труп – бросили, не глядя. Вадим.

Я опустилась на колени рядом.

– Женщина, не трогайте ничего!

– Глаза хоть закрыть дайте.

– Не трогайте! – мужчина подхватил меня под руку, вздёргивая на ноги.

– Пустите! Может, живой кто.

Он только крепче сжал моё предплечье, рядом материализовался второй добрый молодец, ухватив другую руку, так что брыкаться было совершенно бесполезно, и я покорно позволила вывести себя на улицу Посреди двора валялись вытащенные из здания трупы. Кто-то, видать, забрать хотел, да не донёс. И у ворот – свежие, одетые.

– Здесь ждите. Сейчас бригада приедет, разберёмся, кого куда.

Из здания под руки вытащили какого-то мужчину, не слишком церемонясь, впихнули в стоящий рядом автобус. Интересно, как они отличают сотрудников от погромщиков? И откуда тела у ворот? Стреляли?

– Давка была, – стоящий рядом омоновец проследил за направлением моего взгляда. – Сами друг друга…

Подъехали две машины «Скорой», врачи исчезли в здании.

– Студент, ты курящий?

– Нет.

– И я нет, чёрт…

Подрулила ещё одна легковушка с мигалками, оттуда выбрались трое в форме милиции.

– Маша! Что у вас тут за бардак? – закричал один, ещё закрывая дверцу.

– Привет, Костик, – откликнулась я. – Еврейский погром. Мы в роли евреев.

Врачи вынесли на носилках коллегу, загрузили в машину, «Скорая» взвыла и рванула прочь. Живой. Хоть кто-то.

В другую машину загрузили подстреленного типчика, что ухватил меня за ноги. Водитель что-то объяснил своим по рации, машина уехала.

– Сейчас ещё должны подогнать, – уже нормальным тоном сказал Костя – следователь, капитан милиции. На трупах частенько пресекались, теперь вот здесь. – Людей не хватает, что у нас, что у них.

Он огляделся.

– Больше никто не уцелел? Ни хрена себе… Пошли тогда, что ли, с тобой описывать?

– Костя, я не могу.

– Да брось, сколько раз вместе работали. Нервы у тебя что надо.

– Костя, ёпрст, я вообще-то тут вроде как пострадавшая. Или свидетель, тебе виднее. Какое, к чёрту, «описывать»?

Следователь выругался.

– Сумасшедший дом. Из ближайшей больницы, что ли, врача притащить? Так он нам тут понапишет…

– Повреждения нормально опишет. А вскрывать подтянете патанатома, в областной больнице свой морг, в первой городской тоже есть, в детской… найдёшь, в общем. Вопрос в том, куда трупы везти, у нас тут разгром полный.

– Да что ж это… – Костя разразился очередной матерной тирадой. Спохватился. – Прости, Маш. Сейчас с нашими свяжусь, там решим.

Он вернулся к машине, долго разговаривал, потом пообщался с омоновцами. Мы ждали.

Подъехали ещё две «Скорые», как бы не те же самые: лица медработников показались знакомыми, впрочем, могла и ошибиться.

– Маш, а что за разговоры об огнестреле? – вернулся Константин.

Я пожала плечами.

– Откуда мне знать? – Я рассказала байку о том, как Сашка героически бросился меня спасать.

– Ясно, – буркнул Константин. – В общем, езжайте-ка вы в отделение. В изолятор сажать не будем, свои люди, вроде как, в коридоре посидите. Но показания дать придётся по всей форме.

– Костик, я у тебя в подозреваемые переквалифицировалась?

– Маш, не морочь голову. На допросе разберёмся.

– Весело. Слушай, а переодеться можно? Не в этом же, – я дёрнула за полу хирургического костюма. – Потом от вас домой переться.

– Маш, ну ты как из детского сада. Кто тебе даст в вещдоки переодеться?

– Вот черт… Ты уверен, что пойдут как вещдоки?

Константин вздохнул:

– В этом вашем погроме как вещдок пойдёт все. Поди тут с ходу разбери, где, что и куда. Сколько времени описывать место происшествия буду – даже думать не хочу.

– Гадство… у меня там сумочка в раздевалке оставалась.

– Много денег было?

– Денег не много, саму сумочку жаль, и кошелёк новый, – я махнула рукой. – Чёрт с ним, сгорел сарай, гори и хата, но если найдёшь – дашь знать, ладно?

– Дам знать. Давайте, вас проводят. И мобильный парням отдай. Уходить из отделения будешь – вернут.

– Погоди, мужу можно позвонить?

– Валяй.

Как на грех, Ив трубку не взял. В операционной, как пить дать. Чёрт. Знать бы точно, в качестве кого меня забирают – свидетелем или подозреваемой? В тюрягу не хотелось однозначно. С другой стороны, пусть лучше трое судят, чем четверо несут.