Сорные травы

– Ив, – я вышвырнула сигарету в окно. – К чему ты клонишь?

– Наверное, к тому, что, оказывается, пять лет живу с женщиной, про которую ни хера не знаю. Не слишком приятное открытие. Но Маш, раз уж последние сутки – время сплошных открытий… в следующий раз, когда тебе покажется, что нужна моя помощь, – просто попроси. Не настолько ж я сволочь, чтобы сразу мне руки выкручивать.

Вторая сигарета улетела вслед за моей.

– Пойдём, помогу притащить, – поднялся муж. – Одевать во что будешь?

– Чёрт… – Об этом я и не подумала. – Слушай, может, съездишь домой, привезёшь что из моего старья?

– А ты?

– А я пока поработаю. Там ДТП, просто так не похоронишь, нужен акт исследования.

– Машка, она твоя подруга.

– Была. Теперь это труп.

– Давай я вскрою, а ты съездишь, – предложил он. – Чему-то меня на судебке учили.

– Муж, ты бы пустил меня оперировать… да хотя бы банальный аппендицит? Чему-то меня на оперативке учили.

– Нет.

Я кивнула: обсуждать дальше не было смысла. Ив помог затащить тело на стол.

– Держи пистолет, – сказал он. – Вернусь – достанем твой, а пока – мало ли… Или побыть пока с тобой?

– Не надо. Справлюсь.

– Не сомневаюсь.

Я подождала, пока утихнет шум мотора, – просто для того, чтобы оттянуть неизбежное. Как там говорил Вадим… просто биологический объект. Не человек, пусть даже бывший. Биологический объект. Я несколько раз, не зная зачем, перебрала инструменты: все на месте.

Биологический объект.

Поехали.

Ив вернулся довольно быстро – похоже, улицы по-прежнему пустовали. Положил на стул пакет, мельком глянул на происходящее.

– Помощь нужна?

– Нет, спасибо, сама закончу.

– Тогда скажи точно, где пистолет. Залезу пока, заберу.

Выслушал объяснения и пропал. Я уже начинала всерьёз беспокоиться – мало ли, кого занесло в пустой морг, если залез некрофил, что мешает попасть в здание кому-нибудь более опасному – когда муж вернулся.

– Пистолет нашёл, сейчас заряжу и верну. Хотел ещё гроб найти, но не вышло. Всё растащили.

– Чёрт с ним, с гробом, всё равно в багажник не влезет. А…

– Мёртвым всё равно, – закончил за меня Ив. – А тебе?

– Мне – нет. Но всё, что могу я для неё… точнее, уже не для неё, а ради её памяти, сделаю. И не буду корить себя за то, что не всесильна.

– Завидую, – помедлив, отозвался Ив. – У меня так не получилось.

Мы завернули одетое тело в мешок для трупов и загрузили в багажник. Ив сказал, что дозвонился кладбищенскому священнику, тот обещал отпеть по всем правилам. С отдельным местом договориться не вышло – придётся положить в одну могилу с Кирюшей. Что ж, хоть так.

Отец Иоанн встретил нас у входа на кладбище, предусмотрительно устроившись под единственным фонарём над воротами.

– В такое время и заблудиться недолго, – сказал он вместо приветствия. – Пойдёмте, провожу.

На самом деле сейчас здесь было куда легче ориентироваться – не сбивали с толку толпы народа, как днём. Но говорить об этом, пожалуй, не стоило, по крайней мере, при священнике. Объявит ещё, чего доброго, какой нечистью. Отец Иоанн, конечно, не слишком походил на невменяемого фанатика, но проверять, где кончается человек и начинается служитель культа, не хотелось. И без того всю дорогу до церкви пришлось слушать молитву. Мы внесли тело, уложив на специальную подставку.

– Смутные времена настали… – пробурчал Иоанн себе под нос.

Я напряглась. Если спросит про гроб – пошлю всё к чёртовой матери, заберу Аню и зарою сама. Я просто не смогу слушать упрёки и увещевания. Да, не по-людски, да, память подруги заслуживает того, чтобы всё было сделано так, как полагается по её вере, и как она хотела бы сама. Но… господи, я не супермен. Я сделаю всё, что в моих силах, и, может, чуть-чуть больше, но я не умею творить чудес.

Священник тем временем вынес откуда-то два свертка ткани, крест, бумажную книжечку-молитву.

– Крест нательный на ней? – спросил он.

– Нет.

Иоанн вздохнул, я снова ощетинилась, готовая защищаться, но священник и тут ничего не сказал, лишь вышел и вернулся с нательным крестиком на верёвочке. Надел его Ане на шею, покрыл голову платком, вложил в руки крест. Дал в руки Иву зажжённую свечу, вторую протянул мне.

– Отче… я атеистка.

Он кивнул, пристроил свечку к какой-то иконе.

– Есть кто-то, кто будет молиться за ее душу?

– Не знаю.

– Печально… Значит, этим кем-то буду я. Начнём, пожалуй.

Какое-то бесконечное время я слушала, не вслушиваясь, лишь краем сознания отмечая просьбы упокоить душу в раю со святыми, презрев совершённые при земной жизни прегрешения. Зачем все это? Для кого? Ане всё равно, она мертва, Ив её почти не знал, я… Я знаю, что за гранью ничего нет, мы живы, лишь пока на земле есть кто-то, кто о нас помнит, и мне не нужны молитвы для того, чтобы не забывать. Так что я тут делаю?

Последнее прощание, тихонько коснуться губами холодного лба того, что уже не было Аней.

– Воистину, суета и тление вся житейская, виды, и безславная; вси бо исчезаем, вси умрем: царие же и князи, судии и насильницы, богатии и убозии, и все естество человеческое. Ныне бо, иже иногда в житии, во гробы вергаются, их же да упокоит Господь, помолимся.