Сорные травы

Диана слабо улыбнулась и, опустив голову, вышла в коридор. Я, глядя ей вслед, заметил, что рукав белой кофточки на локте испачкан чернилами. Странно такое увидеть на аккуратистке и моднице Диане. Тревога ломает даже быстрее, чем усталость. Сдаёт коллега – устала и, самое главное, боится. Сама не зная чего.

А вот я, кажется, знал.

В конце концов, такая версия ничем не хуже и не лучше прочих. Хотя бы объясняет всё.

Жаль, надежды не даёт.

Вздохнув, я уселся за бумаги. И не поднимал головы часа два. По себе знаю, нельзя отвлекаться, когда занимаешься тупой, надоедливой бумажной работой. А иначе хитрое подсознание мигом напридумывает поводов, чтобы не заниматься неприятной деятельностью. И тогда будут пробежки до автомата с кофе каждые полчаса, перекуры через десять-пятнадцать минут. И каторжная работа, которую можно было бы сделать за два-три часа, растянется на весь день.

Я как раз дописывал последнюю историю болезни, когда во врачебные чертоги вторглась орда варваров. В авангарде уверенно двигалась увесистая мадам предбальзаковского возраста. Яркий макияж, который больше бы подошёл малолетке-пэтэушнице, выглядел по-настоящему боевой раскраской. И, судя по сжатым в тонкую линию губам, мадам к бою была готова. За руку она тащила тщедушного мужичка в джинсовом костюме и нелепой камуфляжной бейсболке – бегающие глаза мужика лучше всего характеризовали его горячее желание идти в бой во главе атакующего клина.

Остальная орда набивалась в ординаторскую постепенно – с пыхтением и лёгким матерком из задних рядов. По лёгким прикидкам, комнатушку заполонили чуть больше двух десятков папуасов. Даже в самые развесёлые дни рождения здесь не собиралось столько народа. Стены кабинета поднатужились, заскрипели, но выдержали стихийный митинг. Как только за атакующими колоннами захлопнулась дверь, ординаторскую затопил неповторимый запах автобусов и маршруток – капелька дешёвого дезодоранта, пара флаконов не менее дешёвой туалетной воды и несколько литров крепкого пролетарского пота.

Я задумчиво осматривал посетителей. То, что они завалились не для благодарности, и так понятно – люди в толпу сбиваются только тогда, когда необходимо разделить общую вину или ответственность на всех. Когда в одиночку боязно, тогда включаются стайные инстинкты.

– Слушаю вас, – прервал я затянувшееся молчание.

Суровая мадам дёрнула рукой – и вперёд вылетел её кавалер. От неожиданности он несколько раз открыл и закрыл рот, просипел что-то и попробовал слинять вбок. Но раскрашенная женщина не дала ему такой возможности – толкнула в спину и громким шёпотом приказала:

– Говори!

– А чего я-то, сама-то… – пробормотал мужичок, снимая бейсболку за козырёк и оглаживая редкую поросль на голове.

– Говори, я сказала, – уже сурово повторила матрона.

Толпа забурлила в задних рядах, и, уверенно отпихивая плечом преграды, на свет выбрался мрачный, полноватый мужик с крепкими, узловатыми руками. Серая рубашка его явно находилась в сложных отношениях с утюгом, потому демонстрировала участки различной степени помятости. Брюки примерно так же дружили со стиральной машиной. Зато на ногах красовались ослепительно белые кроссовки. Протянув руку в мою сторону, мужик выставил вперёд указательный палец с грязным, обкусанным ногтем и хрипло спросил:

– Ты, б…, тут командуешь?

– Вам главврач нужен или заведующий отделением? – переспросил я.

– Ну, б…, я это и сказал, – мужик нетерпеливо резанул воздух ребром ладони.

– Так кто именно?

– А ты, б…, кто?

– Я заведующий отделением хирургии Иван Игоревич Корнилов.

– Сойдёшь, – уверенно заявил мужик. Глянул на женщину и мужчину, которые только что возглавляли атаку. – Пока, б…, вас дождёшься… Интеллигенты еб…

Подтянул к себе стул и уселся в отдалении от моего стола, положив ногу на ногу. Довольно оглядел белоснежные кроссовки и, одобрительно крякнув, приступил:

– Меня зовут Петро. Не буду тянуть. Доктор, у тебя наши родные умерли. Нехорошо, б…, доктор.

– Согласен. Нехорошо, – кивнул я. – Смерть – это вообще плохо.

– А могли бы быть живы! – напористо заявил мужик.

– Да? Эвона как, – я удивлённо поднял брови. Куда они клонят, в принципе понятно уже, но спектакль нужно отыграть до конца. – Не знал, не знал.

– Ты, б…, не выдрючивайся, – грохотнул Петро. Видимо, он некими структурами мозга уловил, что моя вежливость происходит совсем не из уважения к нему. – Деньги, б…, давай.

– Какие деньги? – спросил я, чуть приоткрывая ящик стола.

– А за моральный ущерб! – взвизгнула раскрашенная авангардная матрона. Я даже на мгновение задумался, что в таком определении есть некий китч. Авангардная женщина.

– Во! Слышишь, б…, что народ говорит! А народ всегда прав, – Петро-парламентарий солидно поднял вверх палец.

– Ну-ну, – пробормотал я. – Vox populi, vox dei[28].

– Чегой? – насупился мой оппонент.

– Слышал о таком, говорю. Ещё древние римляне утверждали…