– Это не важно… – попробовала меня перебить женщина.
– Второе, – я демонстративно загнул ещё один палец. – В клятве говорится, что я обязан лечить сообразно с моими силами и пониманием. Именно так всё и было в случае с вашими родными. Все силы и все знания мои коллеги приложили. Я аналогично. Все без остатка.
Пресёк попытку возразить взмахом руки:
– Третье. Клятва запрещает эвтаназию. Не наш случай, правда? Четвёртое, отказ от абортивного пессария. Инструмент такой своеобразный – вы не видели, и ладушки. Пятое, клятва запрещает заводить романы с пациентами. Вроде замечен не был, не нарушал, не привлекался. Шестое, седьмое, восьмое: в клятве говорится о необходимости хранить врачебную тайну, жить без грехов, не заниматься лечением мочекаменной болезни. С последним не соглашусь – как раз дело хирурга.
Я подпёр подбородок левой рукой, правой копаясь во внутренностях ящика стола.
– Но, самое главное, клятву Гиппократа я не давал. И никто из моих коллег. А вот клятву российского врача – да. И клятву эту я не нарушил ни разу. Так что мне не стыдно. Ни. За. Что, – чётко выделяя слова, закончил я.
– Спасибо за лекцию, – саркастично заметила женщина. – Но нас это мало интересует. Вы не спасли наших родных. Вы обрекли на смерть наших кормильцев и детей. И потому вы должны нам денег.
– Доктор, не юли, – сделал шаг вперёд Петро. – Давай полюбовно разойдёмся. Твоя больница отдаст нам деньги. А мы тебя не тронем, даже в прокуратуру не обратимся. Лады?
– Нелады, – покачал я головой. – Никаких денег вы не получите. Ни от меня, ни от больницы, ни от одного медработника в этих стенах. Это моё последнее слово. Другого не будет.
– Ты чо, оборзел, сука? – мужик протянул руку, чтобы ухватить меня за халат. Но уткнулся носом в то, что я вытащил из ящика стола. Толпа синхронно качнулась назад – первые ряды разглядели, что холодной тяжестью металла оттягивает мне руку. Серебристый пистолет уткнулся стволом в лоб быдловатого мужичка. Я щёлкнул предохранителем, затем плавно взвёл курок.
Мужик в белых кроссовках прохрипел:
– Эй, доктор, ты чего, б…?
– Что вы делаете? – завизжала женщина в офисном костюме. Около выхода тоже забубнили. Кто-то даже заблаговременно решил свалить.
– Что? – пожал плечами я, прицеливаясь Петру в переносицу. – Ко мне вваливается толпа незнакомых мне людей, шантажирует, угрожает. И я сейчас защищаю свою жизнь, а заодно честь врача. Всё просто.
– Тебя, б…, посадят, – неуверенно возразил Петро.
– Быть может. Но пока что выметайтесь, – я перевёл прицел на грудную клетку оппонента. – Вон, я сказал!
– Он не посмеет! – пронзительно крикнула женщина. – Мужчины, что вы стоите?
– Вон! – повторил я.
– Зассышь, б…, – набычился Петро и сделал шаг ко мне.
– Зря, – холодно сказал я.
И спустил курок.
Грохот упавшего тела удивил, наверное, не только коллег этажом ниже, но даже реаниматологов.
Мадам в офисном прикиде пронзительно визжала. Авангардная дама повисла на своём кавалере, который еле держался под весом любимой туши. Остальные делегаты активно выламывались через дверь.
Хоть бы не вынесли – мелькнула мысль. А то придётся звать плотника.
Я любовно погладил пистолет. Достал из ящика пачку сигарет, вытянул одну и неспешно прикурил её от длинного язычка пламени, вырвавшегося из дула. Курю редко, сейчас вообще никакого желания нет, но от небольшой театральщины отказаться не смог. Отличный подарок – практически не отличимая от настоящего пистолета зажигалка. Вроде бы игрушка – а вон какой эффект. Обещал же показать этот вот подарок пациента Паше, да забыл. Хорошо, что сам вспомнил в нужный момент. Не дело боевым оружием размахивать, а то и вправду натравят ментов.
Визг стих. Женщина остановившимся взглядом смотрела на меня, задумчиво раскуривавшего сигарету.
– Заберите тело, – жёстко сказал я. – И выметайтесь.
– Вы… вы… – женщина не могла найти слова.
– Я заведующий отделением. Считайте, что капитан этого корабля. И буду делать всё что угодно для защиты отделения и людей, работающих в нём.
– Мы будем жаловаться…
Я прервал её.
– Кому угодно, куда угодно и как угодно.
Обвёл взглядом растерянную толпу и резко закончил:
– Пошли вон! Пока я настоящее оружие не достал.
Удивительно, но поверили. Практически через минуту никого в ординаторской не осталось. Даже тело боевого мужика, так и не очнувшегося от обморока, унесли. Н-да, правду говорят, чем крупнее жаба, тем громче квакает, но вот жабой от этого быть не перестаёт.
Чтобы чуть отвлечься, я включил телевизор. И сразу же пожалел об этом. По местному каналу гнали горячие новости. Первое, что я увидел, – это пылающее здание мэрии, несколько тел на мостовой, осколки стекла на тротуаре и одиноко лежащая омоновская каска.