Женщина, прервав тираду на полуслове, увидела меня – пронзительно завизжала и швырнула ночник, стоявший рядом на тумбочке.
Увернуться я так и не успел.
– Ну что, сынок?
В комнате никого не было. Не считать же кем-то давно умершего отца. Обычно подсчёт идёт по живым душам.
Старший Корнилов уселся на краешек дивана, чуть примяв постельное бельё цвета венозной крови. Такое ощущение, что цвета в комнате сгустились, стали темнее, насыщеннее. Казалось, ещё чуть-чуть – и ткань потечёт густыми струйками, пятная пол жирными кровавыми кляксами.
– Сынок, что ж ты так, а? За два дня уже второй раз по морде от женщины. Не находишь ты общего языка со слабым полом.
– Угу, – отозвался я, осматриваясь.
– Надумал что? – поинтересовался отец.
– О чём? – хрипло спросил я. Я осознавал чётко, что нахожусь во сне, но, тем не менее, горло драло, как в реальности.
– О Маше. Всё прочее мелочь. Поверь.
Я попробовал подняться. С лица, звеня, посыпались пластиковые осколки защитных очков. Злополучный ночник валялся рядом. Отстегнул «намордник» – в воздухе не чувствовалось хлора, только чуть заметный запах нагретой сосны и сухих осыпавшихся иголок.
– А что это тебя заботит? – поинтересовался я.
– А как иначе? – развёл руками отец. – Если сынок сам разобраться не может в таких простых вещах.
– Ясно, – я покрутил шеей. – Учить меня вздумал?
– Нет, – улыбнулся отец. – Просто поговорить захотелось.
– Именно сейчас?
– Да, – легко согласился отец. – Держись Машки, Иван. Бабы, если любят, мужика хранят почище святой ладанки. Будешь с любящей женщиной рядом – не пропадёшь.
– А если я не люблю?
– Ой ли? Что ж ты на нервах тогда весь?
– Ответственность.
– Ответственность, – эхом отозвался отец. – Ну, хоть этому ты научился, балбес. И то радует. Давай, просыпайся, сынок. Не время разлёживаться. Теперь это город мёртвых. Не пополняй их число.
Фигура отца поблекла, сливаясь с тенями. Венозно-красное бельё остро и противно завоняло кровью, растекаясь по дивану, по полу, подбираясь уродливой лужей к моим ногам.
– Отец! – крикнул я. – Подожди!
– Рад был увидеть тебя, сынок, – донёсся шёпот отца.
Пол, напитавшийся кровью, неожиданно оказался безумно скользким. Я нелепо взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, но всё равно нога поехала в сторону. Не удержавшись на ногах, я чувствительно приложился плечом о холодный бетон.
И очнулся.
Рядом со мной сидели Вадим и Николай – взмыленные, усталые, но довольные. За стеклянными дверями в комнату гомонили испуганные люди.
– Где мы? – проговорил я.
– Наверху. У Арины, – пророкотал Николай. – Вадим мне уже рассказал о ваших подвигах. Молодцы. Везде приключения найдёте.
– Рассказал? – я вопросительно глянул на Вадима.
– Про мародёров тоже, – кивнул Николай. – Одобряю. На войне мы их ставили к стенке на месте.
– Что с Игорем?
– Пришёл в себя, – ответил Вадим. – Продышался. Говорить почти не может. Прогноз, как по мне, херовый, если в течение суток в больницу не доставим. Преднизолон в аптечке нашёлся – в вену ввёл, а больше ничего полезного в ней нет.
– Ясно, – я обессиленно развалился на полу. – Как ты меня дотащил?
– Коля спустился за нами. Почувствовал, что неладно что-то, слишком уж задержались. Тебе, кстати, повезло – пластик очков защитил глаза, хотя приложили тебя ночником знатно. Что там случилось? Я вообще ничего не понял, когда из дверей вылетел весь этот цирк – полуголая баба, за ней мужик в простыне, а за ними двоими гонится с галстуком набекрень какой-то чиновник. И все перепуганные до усрачки. Как меня увидели, баба чуть в обморок не упала. Если бы я их не остановил, они бы так табуном и рванули на улицу.
– Они… здесь?.. – раздельно спросил я.
– Нет, – мотнул головой психиатр. – Я этих шизоидов к соседям отправил. У меня тут своих психов хватает.
Николай хмыкнул.
Вадим махнул рукой раздражённо:
– Да я не про тебя. Ты тут один из самых нормальных. За последние десять минут, пока Иван валялся, уже две женские истерики.
Склонился надо мной:
– А теперь посмотрим, что с тобой, коллега. Голова не кружится, не тошнит, сухости во рту нет?
– Да в норме я, – отмахнулся я, потирая скулу.
– А ну-ка скажи гидразинокарбонилметилбромфенилдигидробенздиазепин?
– Иди в задницу – огрызнулся я. – Гидазепам.
– Теперь вижу, что в норме, – тут Вадим замолчал, внимательно присмотрелся ко мне, а затем начал заразительно ржать.
– Ты чего? – не понял я. – Закиси азота перенюхал?
– Ты… пойди… в зеркало на себя взгляни… – всхлипывая, ответил Деменко. И сполз по стене от хохота.
Тяжело встав на ноги – немного качало, то ли от внезапно прилетевшего ночника, то ли хлора успел вдохнуть, – я поплёлся в ванную. И первое, что увидел в зеркале, – это ещё один наливающийся мощью и синью фингал, но уже под правым глазом. Н-да. Заведующий отделением. А вид, как у привокзального бомжа после передела территории с соседями.
Второй «фонарь» за три дня – и тоже от женщины. Тут уж впору задуматься об особой иронии мироздания. Хорошо хоть третьего глаза нет, а то, блин, надоело получать по морде.