Сорные травы

Включать воду не стал – фиг его знает, вдруг хлор попал уже в систему водоснабжения. По поводу такой возможности я ничего не помнил из лекций ГО, но рисковать не хотелось.

На автомате вытащил телефон и набрал Машу. Сразу же звонок отбили короткие гудки. Ещё одна попытка – и женский голос сообщил, что сеть перегружена. Этого стоило ожидать – практически большая часть города, точнее, те, кто остался в живых и не лежит без сознания, пытаются дозвониться до знакомых, родных, коллег. Всем страшно – а когда страшно, человеку в первую очередь хочется почувствовать, что он не один.

Отбил непослушными пальцами смс-ку: «Маруська, как ты там?» Сообщение ушло с третьей попытки.

Молчание.

Вадим заглянул ко мне и махнул рукой, мол, пойдём. Уже выходя из ванной, я услышал сигнал полученной емс: «Жива. Ещё. На улице туман».

На ходу я ответил: «Держись, милая».

Следом пришло почти без паузы: «Мне страшно, Ив. Поговори со мной. Пожалуйста».

Я выругался от бессилия: «Машка, не падай духом. Всё будет ок. Я приеду».

Молчание на три минуты. Я заворожённо уставился на экран телефона, наблюдая, как цифры на часах сменяют друг друга. Нужно было сказать важное. Поддержать. Но как трудно-то, блин, через столько лет. По одной букве, ощущая странную душевную тяжесть, набрал: «Маруська, я тебя люблю». В такой ситуации можно и чуть покривить душой. Сеть нагло отбила смс-ку. Попробовал ещё раз. Так же. Настойчиво отправил третий раз. Выскочило сообщение: «Отказ сети». И палочки сигнала на дисплее телефона пропали.

Теперь связи не было вообще. И Маша осталась совсем одна.

– Твою ж мать, – прорычал я и изо всех сил саданул кулаком в стену.

Неслышно подошёл Николай, тронул за плечо:

– Кто там у тебя?

– Жена, – выдохнул я.

– Херово, – коротко ответил Коля. – Пошли. Перекусим.

Я удивлённо на него оглянулся.

– А что? – пожал плечами спецназовец. – На войне никогда не знаешь, будет ли возможность перекусить в будущем. Да и будет ли будущее в принципе.

– Сейчас мир, – возразил я, подумав, что Деменко так мозги пациенту и не вправил.

– Уверен? – с еле заметной насмешкой глянул на меня Николай. – Вспомни последние пять дней.

Тут уже я не нашёлся, чем ему возразить. И послушно поплёлся за ним на кухню.

На столе красовался причудливый натюрморт. Эдакий постмодернистский голландский стиль. Треть стола занимала гитара Николая. Рядом с ней притулилась высокая бутылка коньяка «Закарпатский», бросающая янтарные отблески на порезанный хлеб, ломтики сала и колбасы. Почти на краешке стола расположилось продолговатое блюдо с нарезанным лимоном и, как ни странно, белым крепким луком. Солнце закатными лучами подсвечивало всё это великолепие – тучи почти разошлись, тёмной полосой закрывая горизонт.

– Лук и лимон? – улыбнулся я.

– А что так удивляешься? – усмехнулся Вадим. – Лук на войне называли офицерским лимоном – витамины-то нужны, а служба снабжения лимоны всегда себе тырила.

– Да, – подтвердил Николай. – До сих пор люблю луком похрустеть. Привычка.

– А где сёстры? – поинтересовался я.

– За Игорем присматривают, – нахмурился Вадим. – Чего-то хреново он дышит. Как бы отёка лёгких не было.

– Ну, если дышит, значит, ещё нет.

– Вот именно, что ещё… Эх… – Вадим махнул рукой. – Коля, наливай.

Коньяк, булькая, полился в крупные рюмки.

– За живых! – отозвался Николай.

Выпили.

Коньяк тёплой волной прокатился по пищеводу. Лимон ущипнул рецепторы нёба яблочной и лимонной кислотой. И сразу же накатила приятная слабость. Начало чуть отпускать. И пофиг, что за окном лёгкий ветерок катит невесомые смертоносные зеленоватые волны. Всё равно, что за окном затих город мёртвых. Не хотелось думать, сколько осталось на тротуарах, в офисах, на первых этажах в жилых домах. Кому-то придётся убирать трупы. Живым.

Но это потом.

Николай плеснул щедро по второму кругу.

На мгновение замерли.

Слова второго тоста вырвались у меня как будто без участия сознания, сами собой:

– За наших женщин!

– Да, – отозвался Николай, остро и понимающе глянув на меня. – Пусть они проживут счастливо и долго.

На этот раз не стали торопиться и разливать по третьей. Вгрызлись в бутерброды. С удивлением я понял, что зверски голоден. Казалось бы, не в эту минуту думать о том, как набить желудок. А всё равно – тело хотело жить, требовало энергии и питательных веществ. И ему всё равно, насколько близка смерть. Наверное, так и бывает – когда смерть рядом, жизнь ощущается более ярко. Проглотили по бутерброду, дружно захрустели луком.

– Хорошо, – выдохнул Деменко, проведя ладонью по гладко выбритому затылку. – Давно так не сидели.

– Почти как на войне, – улыбнулся Николай. – Только дизель не урчит рядом, да вдалеке перестрелки не слышно.

– Скучаешь? – поинтересовался мягко Вадим.

– Там всё проще, – ответил инструктор. Потянулся к бутылке и налил до краёв – точно и надёжно – ещё чуть-чуть, и желтоватые капли потекли бы на клеёнку.

– Третья, – тихо сказал Николай.

Вадим встал. Удивлённо поднялся и я – вроде ж за любовь третий тост пьют, вставать-то зачем.

– За тех, кто ушёл, – так же тихо сказал Деменко.

Не чокаясь, они оба выпили. Их примеру последовал и я.