Сорные травы

– Слишком слабый, – помотал головой Вадим.

Замерли, вслушиваясь в звонкий перестук. Вот девушка чуть споткнулась, задев вскользь каблуком тротуар. Ритм шагов на мгновение изменился, а потом снова стал равномерным.

– Этого. Не может. Быть, – яростно прошептал Вадим. – Там сейчас без костюма химзащиты не пройти и десяти метров. Какие на хер туфли?!

– Тихо, – шикнул Николай. – Слушайте.

Звонкие шаги, похоже, приближались. Во всяком случае, звук становился чуть чётче и громче. За стеной, в зале, снова завозились, кто-то испуганно застонал.

И неожиданно стук каблуков исчез.

Прошли десять секунд, двадцать, минута.

За окном ни звука – даже шелеста листвы не слышно.

Минуты через две я и Николай осторожно выглянули в окно. За стеклом на уровне седьмого-восьмого этажа всё так же катились призрачные, почти незаметные волны хлора. За ними в свете рано включившихся фонарей и закатного солнца проглядывали ветви деревьев. Мостовая смутно виднелась сквозь дымку.

– Похоже, никого, – пробормотал инструктор. – Что ж за дрянь это была?

– Нет её, и хорошо, – пробурчал Вадим, втискиваясь между нами. – И ладненько. И если уже я перепугался до усрачки, представляю, каково другим.

Тут в зале началось шевеление. Кто-то захрипел. Упал и покатился со стеклянным звоном то ли стакан, то ли чашка. Следом за всем этим раздался полувскрик-полувсхлип:

– Выпустите меня! Тут душно! Не могу дышать!

– Стой, дура! – крикнула Марина. – Не смей!

– Откройте окно! Не могу дышать! Воздуха!

Николай кинулся в комнату. Мы с Вадимом вылетели из кухни вслед за ним. Когда мы ворвались в зал, посередине красовалась скульптурная группа из трёх женщин. Худая баба, которая ещё на лестнице создавала нам проблемы со своей подружкой-симулянткой, судя по всему, отловила классический панический приступ. Хватаясь за сердце и натужно завывая, что ей не хватает воздуха, она уверенно двигалась к окну, явно с целью получше проветрить помещение. Пусть на этой высоте концентрация хлора и не такая, как десятью этажами ниже, но тем, у кого слабое сердце и проблемы с бронхами, хватит вполне. Марина, видимо, упав в ходе борьбы, повисла на ноге истерички, не давая ей продвигаться в сторону окна. Но это не очень помогало – при паническом приступе у человека просыпаются поистине титанические силы. Арина пыталась удержать женщину за руку. Сестры даже вдвоём только лишь замедляли продвижение активистки за свежий воздух, но остановить её не могли. Вдруг женщина резко наклонилась в сторону, практически упав на пол, и резко вырвала руку у Арины, оставив в руках у хозяйки квартиры оторванный рукав кофты, а затем изо всех сил лягнула Марину. Девушки полетели в стороны. Истерично завизжав, припадочная прыгнула к подоконнику, ухватилась за оконную ручку…

И рухнула от мощного удара в затылок.

Николай плавно отвел руку, затем приложил палец к шее, прислушался и удовлетворённо кивнул:

– Жить будет.

Ухватил истеричку за ногу и неторопливо потащил вглубь комнату, не особо заботясь о сохранности тела, бросил под стенку. Стремительно подошёл к жене:

– Ты как, Маришка?

– Всё нормально, Коль, – женщина устало оперлась на мужа. – Спасибо. Мы… сами не ожидали, когда…

– Такое бывает, – успокаивающе проговорил Деменко. – Панический приступ не угадаешь. Клаустрофобия часто таится до последнего – и активируется в кризисные моменты. Чтобы неожиданно выскочить и создать окружающим кучу проблем.

– Не умничай, а? – буркнул я.

Вернулись на кухню, предупредив женщин, чтобы сразу же звали нас, если начнётся очередной цирковой номер. Я мрачно глянул на прочих беженцев, которые испуганно жались по углам и мягким предметам мебели, предупредил, что в дальнейшем желательно всем участвовать во вразумлении, а не сидеть как скифские бабы. А иначе всем будет плохо – проветривание обеспечит хлором каждого по отдельности и всех вместе. Дождавшись утвердительных кивков, я вернулся вслед за мужиками на кухню.

Попробовал дозвониться Машке – всё тот же результат. Связи нет. Сеть отсутствует в принципе.

Где-то через полчаса неспешной беседы под коньяк я решился задать вопрос:

– Вадим, скажи… прости за дурной вопрос… есть у тебя какой-то грех… ну из смертных…

– Нежданно, – жуя бутерброд, заметил Вадим. – А зачем тебе?

– Так, интересно. У меня вот, предположим, есть.

– Ум? – промычал Вадим, проглатывая кусок.

– Машке изменял, – выбрал я наименее болезненное для совести воспоминание. – Блуд, как бы.

– Ну да, – согласился психиатр. – Вот только не блуд. Если не ошибаюсь, его ещё веке в шестом отменили. Прелюбодеяние. Если так, то и я грешен не менее. Как и любой мужик на Земле. А к чему вопрос?

– Да так, – неопределённо ответил я. – Рассказали мне одну теорию. Размышляю.

– А, – кивнул Деменко. – Теорий сейчас много. В смутные времена во что только не верят.

– У меня есть, – нарушил своё молчание Николай.

– Что есть? – вначале не понял я.

– Грех. Смертный, – объяснил Николай, налил себе рюмку до краёв и жадно выпил.

– Глупости, – резко прервал его Деменко. – Коля, не гони. Нет там твоей вины.