Сорочьи перья (СИ)

Решив не прятаться, Боян вступил вперед, показался на глаза змею. Тот прищурился, тихо застонал, но, несмотря на то, что чудовище дрожало от боли и мучительно погибало прямо перед ним, Боян готов был броситься прочь без оглядки. Откуда он мог знать, не пожелает ли змей напоследок съесть его? Что если он лгал?

Невольно взгляд приковала страшная рана.

— А-а, смотришь, на что способен твой род, — пророкотал змей. — Вы зовете их богатырями, почитаете их, но их умения те же, что и у меня, — убивать! — голос его сорвался на рычание, и Боян испуганно отпрянул. Змей засмеялся из последних сил; кровь пузырилась на клыках. — Ты тоже их племени.

Почуял силу его матери. Боян несмело проговорил:

— Я не пришел тебе навредить. Все в деревне боятся, хотят знать, не придешь ли ты убивать их!

— Не-ет, я уже никого не убью, — прошипел змей. — Почему вы всегда думаете, что нам есть дело до ваших жизней? У меня отняли все, дитя, мою женщину и моего сына — чтобы отобрать у них свободу и заключить в ваших крепостях… Приковать к земле.

— Твою… семью? — неловко спросил Боян. Ему удивительно было думать, что у издыхающего чудовища могла быть обычная семья, почти как у людей.

— Марфа, моя княжна, — проговорил змей, будто молился на это имя. — Сына нарекли Вольгой. А потом пришел по мою голову князь Святослав, потому что ему нужен был подвиг, слава, которая останется в летах, история для песен, что будут слагать про него. Он выследил меня, последнего из моего рода — что ж, немногие люди на это способны…

Эти слова словно забрали его последние силы.

— Даже если расскажешь кому-то, никто тебе не поверит, — сказал устало змей, как будто он был старше всего мира. Боян пошатнулся и сел на землю, внимая его обреченным речам. Глаза змея тускнели; жизнь покидала его. — Ваши жрецы твердят, что нечисть — это порождения ночи. Люди верят, что у нас нет сердец, но когда нужно совершить подвиг, каждый пытается убить чудовище и вырезать то самое сердце у него из груди. Времена, когда я был молод и глуп, разоряя ваши поселения, давно прошли, и я никогда не желал Новгороду зла… И все же…

Боян молчаливо сидел, охваченный каким-то подобием сна, когда все происходящее казалось каким-то чудесным и ненастоящим.

— Скажи в деревне, что чудовище мертво, — сказал змей. — Что они могут жить спокойно.

И он умер.

Боян встал, шагнул ближе, но, вопреки первым своим желаниям, даже не попытался забрать что-то на память. Осознал, что у него не хватит сил даже вырвать маленькую чешуйку. И понял, что ему жаль убитого змея.

Он подумал о дедушкиной лютне — тот рассказывал истории, и его все слушали. Но змей был прав: даже если Боян возьмется за нее и попытается спеть о случившемся, об отчаянии и жестокости Новгородского князя, никто не станет его слушать. В славных историях чудовища всегда погибали под ногами великих князей и воевод.

Поэтому он просто вернулся домой. Мать была слишком рада, что он жив, и не стала его наказывать.

А через несколько дней приехал Новгородский князь Святослав — за головой чудовища, одиноко погибшего в буреломе.

========== 10. живая и мертвая вода ==========

Не было в Китеж-граде таких, кто не слышал бы с детства сказки про Алатырь-камень. Чудо настоящее, сохранившееся с начала времен — да оно и было Началом, потому что из источника, бившего из-под камня, текла вода. Живая да мертвая.

Нынешний князь Владимир словно одержим был идеей найти Алатырь, и в городе давно об этом шептались. Многие владыки совершали странное, и в этом не было ничего нового — поговаривали, что далеко на севере князья выходили в одиночку против лютых змеев, пока те чудища не повывелись, или приказывали строить деревянные церкви без единого гвоздя.

Многие говорили, что церковники слишком подстрекают охоту Владимира. После смерти первой жены князь китежский едва не обезумел, и молитвы помогли ему спастись, а там удачно подвернулась война с ордынцами. Война и вера — вот что было важно для князя Владимира. Но сын его сгинул в плену, а новая жена, с виду крепкая и веселая, умрела родами, давая жизнь второму наследнику, и князь вновь перестал показываться, и ходили страшные слухи про то, что он в одну ночь сделался сед.

Служки в церквях передавали из уст в уста: князь клянется, что в момент величайшего отчаяния услышал голос Белого бога, воззвавшего к нему из-под земли. Там, где спрятан был Алатырь-Камень, Начало и Конец. Княжеский духовник, отец Михаил, долго не отходил от своего подопечного, а потом долго молился перед ликами святых.

Никто не осмеливался задать этот вопрос, но не голос ли Черного бога лился в уши убитого горем князя? Не вел ли он к гибели весь город на озере Светлояре, когда приказывал копать подземные ходы в поисках хоть малейшего проблеска надежды?

Бояре бушевали: им стоило охранять границы, бить нечисть, набиравшую мощь, но князь тратил все силы на свои поиски. Жрецы, пусть и ошеломленные такими яркими откровениями, являвшимися князю Владимиру, отстаивали его правоту — а что им оставалось делать, когда речь шла о величайшей святыне, покоящейся где-то под городом?..