Сорок истин

Властно сминая грудь женщины и скользя внутри ее лона, Кирилл снова ощущал то странное единение, от которого захватывало дух и хотелось еще большего, чего-то невероятного, что она могла дать ему… или он ей. Горло горело огнем от каждого резкого вздоха, лава разливалась по бедрам и сосредотачивалась внизу живота. От стона Ульяны, ее горячих поцелуев, острых ногтей на его спине и стремления к нему в одном порыве, Кирилл крепче сжимал ее бедра, приподнимал за талию и входил настолько глубоко, насколько могла позволить ее узкая плоть. На секунду замирал, и вместе с грудным стоном, вновь вколачивался в нее, желая стать еще ближе, почувствовать ее всю, впитать в себя, а потом раствориться в этих ощущениях.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Едва не доведя Ульяну до исступления, Кирилл опустил ее ноги, выскользнул из нее, обхватил свой член рукой и потер о клитор. Она вскрикнула от острого восторга, задрожала всем телом и сжала бедра вокруг его торса. Он ухмыльнулся от удовольствия и медленно ввел член внутрь, дразня, испытывая ее терпение, вытягивая из нее новый стон мольбы и наслаждения.

Ульяна чувствовала, как все внутри сжимается, ведя ее к неизбежному оргазму. Все напряжение, желание и ожидание скопилось в точке соединения их тел, и вдруг с яростным рывком мужчины внутрь нее и его гортанным криком, одним мощным разрядом вспыхнуло и опалило низ живота, расползлось по бедрам и запекло на кончиках пальцев. Ульяна выгнулась навстречу Кириллу и затрепетала от остатков удовольствия. А он крепко прижался к ее ключице мокрым лбом и еле заметными круговыми движениями остывал в ней, избавляясь от семенной лавы.

Спустя минуту их воспаленного дыхания, Ульяна тоскливо потерлась подбородком о макушку Барховского. Он поднял голову и посмотрел на нее исподлобья. Она нежно улыбнулась и провела пальцами по его влажному лбу, распрямляя морщинку. Он отклонился и поймал ее палец губами.

Ульяна беззвучно засмеялась и потянулась к его губам. Легкое теплое касание их губ, вытянуло последний тяжелый вздох из Кирилла, и он откинулся на спину.

Тут же ухватив Ульяну за бок, он притянул ее к себе. Она закинула ногу на его бедро и положила голову на грудь. Они оба молчали. Говорить и не хотелось. И это было так правильно. Ничего лишнего. Его затихающий стук сердца. Ее ровное дыхание. Такое тихое безмятежное утро…

Глядя на недотрогу из-под опущенных век, Кирилл смятенно отметил, что ему давно не хотелось рассматривать женщину после секса, ее разрумянившееся лицо, подрагивающие в томном выдохе губы, слушать ее глубокое иногда прерывающееся дыхание, чувствовать, как трепетно она касается ладонью его груди. Но сейчас не было ничего, что привлекло бы его внимание больше, чем вид истомленной женщины, так доверчиво прильнувшей к нему.

Глаза закрылись сами собой, Кирилл погрузился в сладкую дрему.

Восстановив дыхание, Ульяна открыла глаза и посмотрела на Барховского. Теперь его небритое лицо было еще заметнее. Но ему шло. Он выглядел еще брутальнее и суровее — настоящее дикое животное, вгоняющее ее в трепет. Она мечтательно улыбнулась, представляя, что иначе и быть не может. Внутри все переворачивалось от нежности к этому мужчине. Хотелось его заобнимать, зацеловать и никуда не отпустить. Сейчас он был только ее.

Его рука обнимала ее за плечо, и Ульяна невольно обвела пальцем выступающие вены на ней. У него были сильные, но чувственные руки. Ульяна хотела бы, чтобы они обнимали ее вечно, но запрещала мыслям идти в ту сторону, потому что то, что она почувствует за пределами этого дома, пугало ее до щемящей боли в груди. Она разрешила себе довольствоваться только тем, что было здесь и сейчас. Только это имело значение…

Вспомнив, что ей надо в ванную, Ульяна осторожно выбралась из-под руки Барховского и, взяв свою сумку, на цыпочках вышла.

Закутавшись в полотенце после душа, Ульяна подошла к зеркалу, а увидев свое лицо, замерла.

«Быть его женщиной, это значит, просыпаться вот такой… Ну, и что ты думаешь по этому поводу, Улей? — счастливо улыбалась она, рисуя подушечками пальцев по румяным щекам. Давно у нее так не искрился взгляд и не было такого всепоглощающего ощущения счастья. Она поняла, что больше не хочет сопротивляться своим мыслям о связи с Барховским. Будущее не предопределено, люди будут осуждать всегда, а такое счастье мимолетно, и грешно было отказываться от него. — Может, так и нужно жить — не отвлекаясь на глупости? Просто принять то, что происходит, наслаждаться этим временем, сколько бы оно ни продлилось… Ведь с кем-то же случаются такие вещи, почему не со мной? Почему это не может быть моей историей? Я хочу быть с ним. Не скажу ему об этом, но больше не стану отказывать и сопротивляться. Если что, просто устранюсь, ведь ничего и не обещала…»

Ульяна со стыдом понимала, что малодушничает, но иначе чувствовала себя беззащитной, а такое поведение посчитала допустимым лицемерием, чтобы сберечь гордость.