Я поднял подушки с пола, уложил их на диван и улегся поудобнее. Посмотрел в окно. В машине сидел священник, крупный мужчина килограммов на сто двадцать, и курил сигару. Окна «кадиллака» были закрыты, и мотор работал на холостом ходу. Небо темнело.
— Я послала эту песню дяде Билли, — сообщила она, нажимая на клавишу магнитофона.
— Джонни, черт побери, что это значит? — Я выпрямился. Был отчетливо слышен густой бас священника.
— Ш-ш-ш, — Джонни прижала палец к губам, укоризненно глядя на меня.
— …собла-а-азнам! — Громкий вопль принадлежал сестре Джонни.
— Да, она действительно высоко берет.
— Черт побери, Джонни, ты… — Я начал подниматься с дивана.
— Ш-ш-ш…
Сестра Джонни начала изо всех сил лупить по клавишам.
— Последний раз говорю, Джонни, прекрати немедленно. — Я направился к магнитофону. — Я запрещаю посылать эту галиматью на радиостанцию.
— Я уже послала. — Она успела к «Уолленсаку» раньше меня.
— Уже послала копию дяде Билли Банку… он всегда о вас говорит.
Я понял, что все мои возражения бесполезны, и с трудом подавил улыбку.
— Ладно, Джонни, мне нужно ехать. Убери как следует, хорошо? Я тебе заплачу. — Максвелл утверждал, что я переплачиваю Джонни, но, в конце концов, она была у меня единственной уборщицей. — И вот что, Джонни, спасибо тебе за то, что ты похоронила Джона Дэвида.
Я повернулся и пошел к выходу, думая уже только о предстоящей тренировке.
— Если не успею закончить сегодня — приду завтра, — крикнула она вдогонку. — У нас в церкви готовится…
— Хорошо, Джонни, хорошо. — Я махнул рукой, не останавливаясь, и направился к машине.
Небо было совсем черным. Падали редкие крупные капли дождя. Когда я выехал на шоссе, дождь лил уже как из ведра.
Я ехал осторожно, не больше восьмидесяти километров в час. Джон Дэвид скончался. С горечью и стыдом я вспоминал о той безумной ночи, когда чуть его не убил. Тогда была кульминация недели, начавшейся с того, что меня посадили на скамейку запасных, и закончившейся исчезновением бухгалтера, занимавшегося уплатой моих налогов и прихватившего с собой все квитанции за три года и восемь тысяч долларов моих денег. Бедняга Джон Дэвид, он был верен мне в самые трудные времена. Он понимал меня, как я сам себя не понимаю. Потому что был умнее меня раз в двадцать.
Простившись с Джоном Дэвидом, я стал думать об ограблении. Из гаража и раньше исчезали вещи, в этом не было ничего удивительного — район, где я жил, не принадлежал к самым тихим и респектабельным. Рядом с моим домом выросли десятки новых зданий, и количество преступлений возросло. Так что не жаловаться нужно, рассудил я, а судьбу благодарить, что меня еще не изнасиловали.
Проблески красных огней вернули мое внимание к дороге. Ветер утих, однако дождь шел с неослабевающей силой. Автомобили, мчавшиеся на юг, сбавляли скорость, но не останавливались. Две крайние полосы, ближе к обочине, занимал древний черный пикап «шевроле», развернувшийся поперек шоссе. Его задняя ось переломилась пополам. Полицейские машины стояли впереди и позади неподвижного пикапа, вращающиеся красные проблесковые маяки рассекали дождевые струи. У заднего борта «шевроле» стоял седой негр в полосатом комбинезоне, промокшем насквозь. Он разговаривал с полицейским. Двое других полицейских регулировали движение. Негр выглядел несчастным. Он вез на рынок собранный урожай, и теперь его кукуруза, баклажаны, помидоры были рассыпаны по всему шоссе. Проезжая мимо, водители смотрели на беднягу, по губам их бродила едва заметная улыбка. А выбравшись на простор автострады, они снова нажимали изо всех сил на акселераторы, думая лишь о том, как наверстать время, которое, как известно, деньги.
— Итак, мы раздаем вам схемы ввода мяча. Особое внимание игрокам специальных линий. — Б. А. заговорил, едва успев пересечь порог аудитории. — Бадди еще раз повторит распределение обязанностей.
— Так, ребята! — Бадди Уилкс встал перед игроками. — Надеюсь, в этом матче вы не будете стесняться. — Визг мела по доске заставил меня вспомнить о хирургической пиле.
— Проклятье! — Мел сломался, Бадди швырнул огрызок на пол. На лицах игроков появились улыбки. Разъяренный Бадди повернулся к аудитории, ткнул в нас для большей убедительности Дрожащим пальцем. — Пишите! — потребовал он. — Контратаки противника на прошлой неделе были в среднем пять и четыре десятых ярда вблизи нашей зачетной линии и девять и шесть десятых — на их половине. С такой защитой вам не видать первого места как своих ушей!