Сорок изыскателей

- Конечно, я понимаю, Иван Тихонович, этому делу ты посвятил всю жизнь. Всю жизнь добивался и наконец достиг цели. Голубые георгины! Посмотрите, какая красота! - Он оглянулся на всех.- Я так думаю, цветоводы-любители специально к тебе за клубнями поедут. Но только я немножко опасаюсь- напишем мы в газету о твоих георгина-х, а обыкновенные читатели не очень тобой заинтересуются. Георгины, конечно, большое достижение, но только для специалистов. А для читателя одних георгинов мало. Как жаль,- продолжал ири-торно-ласковым голосом Номер Первый,- что у тебя ничего больше не сохранилось музейного, сверхвыдающегося, чтобы написать обширную статью обо всей твоей жизни, обо всех твоих достижениях... ну, и об этом самом сверхвыдающемся;

191

дать эту статью сразу в несколько газет и журналов, да еще с фотографиями. А как ты думаешь? Видишь, у всех такие физиономии, точно они рябину жуют. Сказать тебе по правде, Иван Тихонович, ведь мы думали - ты нам другое покажешь.

Глубоко запавшие маленькие свиные глазки нашего хозяина вдруг забегали, брови беспокойно и сердито сдвинулись. Тишина наступила такая, что явственно было слышно, как в глубине сада упало яблоко. Хозяин почесал затылок, прокашлялся и сказал:

- Запретительное завещание есть прадеда моего Прохора Андреевича.

- Какое еще завещание? - взволнованно спросил Номер Первый.

Подняв палец, хозяин мрачно проговорил наизусть:

- "Сей предмет доверил мне на хранение друг мой Егор Иванович Спорышев. Детям моим повелеваю: никогда никому его не показывать".

- Да ведь это было во время крепостного права, при царе Горохе! Твой прадед опасался козней полковника Загвоздецкого!-Лицо и лысина Номера Первого сделались огненно-пунцовыми.

Вдруг Люся, растолкав ребят, подскочила к упрямцу.

- Послушайте, не скрывайте! Мы знаем - портрет у вас. Вот тут сколько народу, мы очень просим, покажите портрет!

И все мальчики и девочки обступили несговорчивого хозяина и, умильно заглядывая ему в лицо, загалдели, как грачата:

- Покажите, пожалуйста, покажите!

- Я, Иван Тихонович, давно тебе говорила- чего его прятать?- неожиданно поддержала нас хозяйка.

- Хочешь прослыть знаменитым со своими георгинами, так покажи, что прячешь,- глухо шепнул Номер Первый.

- Идемте! - Ни на кого не глядя, хозяин быстро зашагал в дом.

Мы всей толпой, толкаясь, бросились за ним.

Я вспомнил детскую игру: "Холодно, холодно!", "Теплее, теплее!", "Горячо, горячо!". Мы прошли через сени по коридору, мимо чулана с заветными сундуками, мимо другого чулана, через зал... Батюшки! "Совсем горячо" оказалось в моей и Сониной комнате!

192

- Клещи! - кинул хозяин жене.

Громадное зеркало-трюмо стояло против моей кровати. Мне оно ужасно надоело. Соня вечно вертелась перед ним.

- Сюда подвинуть! Повернуть! - между тем командовал хозяин.

В десять рук схватились мальчики за зеркало и повернули его задней стороной к нам. Мы увидели пыльное полотнище брезента, прибитое к обратной стороне трюмо. Штук двадцать гвоздиков с бумажными квадратиками намертво держали края брезента. Хозяин стал вытаскивать гвоздики один за другим, вытаскивал невыносимо медленно, клещи срывались. Левой рукой он придерживал брезент, чтобы полотнище не откинулось и мы не увидели бы раньше времени то, что было спрятано за брезентом.

- Давайте я вам помогу! - выскочил Витя Большой.

- Уйди! - огрызнулся хозяин.

193

Наконец последний гвоздик упал. Хозяин быстрым движением руки сорвал брезент и отошел. Мы увидели написанный на холсте большой портрет стройной, тоненькой девушки в сиреневом платье. И надпись различалась в правом нижнем углу: "Я не могу даже подписаться".

Это был портрет Ирины Загвоздецкой.

Она присела на край широкого кресла, обитого темно-зеленым с золотом атласом. Ее обнаженные смуглые руки с тонкими, розовыми у ногтей пальцами оперлись на резные подлокотники кресла. Длинное светло-сиреневое шелковое платье, обрамленное у открытой шеи и на рукавах старинными желтоватыми кружевами, было туго стянуто у пояса и спускалось широкими складками на ковер. Кончики крохотных туфелек чуть выглядывали из-под платья...

Я внимательно и медленно разглядывал портрет.

Темные волосы Ирины были заплетены в косы, свернутые кренделечками, точно так, как порой их свертывают нынешние девочки-школьницы старших классов. По-восточному смуглое лицо, высокий лоб, черные дуги бровей, тонкий, чуть неправильный нос, тонкие полуоткрытые губы, точеный подбородок... Все это создавало неповторимую гармонию. Просто невозможно было оторваться от портрета.

- Прелесть как хороша! - прошептала за моей спиной Люся.

А глаза! Создатель портрета называл их полумесяцами.

В Третьяковской галерее есть несколько особенных портретов- Брюллова, Иванова, Крамского, Репина... Каждый раз, когда я там бываю, то подолгу стою перед этими произведениями, всматриваюсь в глаза тех женщин и тех девушек и всегда нахожу в них нечто новое. Про каждый портрет можно написать целую поэму - как любила, как страдала или радовалась та женщина или та девушка.