Но отец наверняка руку не убрал, потому что мать вскоре сказала:
– Её иди трогай, что толку гладить такую, как я – ни жена, ни… не пойми что…
Через приоткрытую дверь проникал густой аромат мяса.
Хлопушка шестнадцатая
Во главе праздничной колонны из восточной части городка двигался большой разукрашенный грузовик. Спереди на нём была намалёвана расплывшаяся в улыбке большая коровья голова бежевого цвета. Я, конечно, сразу понял всю нелепость этой картинки. Все изображения животных на параде в честь праздника мяса символизировали кровавое истребление. Мне столько раз приходилось видеть агонию забиваемого скота, столько раз я слышал предсмертный горестный рёв. Насколько мне известно, нынче режут скот цивилизованно, животных моют, включают лёгкую музыку, даже делают массаж всего тела, дают снотворное, но за этим следуют удар ножа и смерть. По телевизору показывали программу, посвящённую такому «цивилизованному забою», и его назвали огромным шагом человечества вперёд. Люди уже стараются быть гуманными по отношению к животным, но продолжают изобретать оружие огромной убойной силы, которое не оставляет возможности умереть своей смертью. Чем более передовым становится такое оружие, тем за большие деньги его можно продать. Хоть я ещё не стал буддистом, но уже понимаю, что людские слова и дела серьёзно расходятся с духом буддизма.
– Верно я говорю, мудрейший?
На лице мудрейшего появляется смешливое выражение, и поди пойми, признаёт моё понимание или смеётся над его поверхностностью. В кузове этой размалёванной под корову машины стоят человек двадцать молодых людей с вымазанными красным лицами в просторных красных шароварах, коротких двубортных куртках белого цвета, полотенцах, на их головы намотаны тюрбаны, а на талии – красные шёлковые пояса. Они стоят вокруг большого барабана, размахивая толстыми, как стиральные вальки, колотушками, и что есть сил бьют в него, извлекая потрясающие звуки.