Сорок третий

Змитро снова хватает руку Степана и, поднеся ее к губам, лихорадочно целует. Больше Птах вытерпеть не может. Наклоняется к Змитровой груди, припадает лицом, а потом, ничего не видя от слез, выскакивает из барака.

III

Бежать, только бежать!..

На утренней поверке веркшуцы поспешнее, чем обычно, пересчитывают рабочих.

Томаш находит Птаха в раздевалке. Приняв от поляка сверток, Степан задерживает его руку в своей.

- Поговорить надо. Знаешь, о чем...

Лицо у Томаша становится суровым.

- Найду пана после смены.

Весь день Птаха трясет. О его намерении Томаш знает. Собирались бежать вместе со Змитром в угольном полувагоне. Но теперь надо искать другой выход. Один, без помощи, в уголь не заберешься. Закидает углем так, что и дышать нечем будет.

В условленное время Томаш не приходит. Ночью Птах не спит. Не знает, что думать. Может, испугался поляк? Продавать ложки - не то что содействовать побегу.

На утренней поверке Птаха не вызывают. Что это значит? Вторая смена, в которую надо заступать, кончается ночью.

Птах распихивает по карманам сухари, за пазуху кладет фляжку с водой.

Время на работе тянется томительно долго. Гремит транспортер, с грохотом сыплется в вагоны уголь, из цементных ванн-ям, где мелкую крошку отделяют от породы, несет едким, удушливым запахом. Птах сам не свой. Чувствуя, что погибнет от отчаяния, он наконец принимает решение. Если не придет поляк, он бросится в бункер. Откладывать дальше нельзя. Надо только рассчитать, чтоб вагон был засыпан больше чем наполовину. Когда вагоны потянут, он выберется ближе к поверхности.

Начинает темнеть. Птаха трясет как в лихорадке. Как затравленный волк, он следит за мастером. Тот наконец исчезает с площадки. Самое время ринуться в черную бездну бункера. Одно мгновение отделяет Птаха от безрассудного, отчаянного шага. Он не делает его. Что-то удерживает. За короткий миг перед его внутренним взором с бешеной скоростью пролетают прожитые годы. Он никогда не порол горячки. Горячка - смерть. В молодости пьяный соседский парень ударил его колом по плечу, перебил ключицу. Боль была страшной. У Птаха в руках был железный шкворень. Но он сдержался. Потом благодарил судьбу, что не поднял руку на дурака, - убил бы наповал...

Запыхавшийся Гуща выныривает из темноты:

- Пошли!..

Мужчины по ступенькам спускаются с помоста галереи обогатительной фабрики во двор шахты. Веркшуцев нет. Они появляются перед концом смены.

Посреди двора - кирпичное здание. Там раздевалка, душевые.

Томаш толкает Птаха в отделение польских рабочих. Оно занимает левый угол закопченного зала, отгороженного от потолка до пола проволочной сеткой. Тускло блестит на длинном шнуре электрическая лампочка.

Томаш открывает шкаф, показывает рукой на штатский костюм.

- По сторонам не оглядывайся. Одежда - на твой рост. Аусвайс - в верхнем кармане.

Странно - Птах не волнуется. Снимает робу, ступаки, прячет в нижнее отделение шкафа. Томаш дает ему в руки мочалку, мыло, они идут в душевую. Поляк запирает дверь на задвижку, шепчет:

- Подождем, пока придут наши... Тогда помоемся...

Мужчины, не пуская воды, стоят голые, молчат, и от этого немного неловко. У Томаша на правой половине груди большой синий рубец.

- Валька, - объясняет Томаш. - По-русски - война. Подарок от германа.

Проходит еще несколько томительных минут. Наконец в помещение валом валят шахтеры. Пускают воду, пар шугает под самый потолок. Хохот, возбужденные выкрики заполняют душевую.

Томаш со Степаном помылись, но из кабины не выходят. Выскакивают после того, как из душевой исчезает последний человек.

Томаш ведет Птаха в раздевалку, обняв за плечи и что-то насвистывая. Одеваются не спеша. У Птаха дрожат руки. Одежда чужая, непривычная. Кое-как натянул рубашку, влез в чужие штаны, пиджак надел легче. Томаш кивком головы показывает на галстук и шляпу, что висят отдельно на гвозде. Птах никогда не носил таких нарядов, поэтому галстук едва приладил. Ботинки немного тесноваты. Птах замечает, как, повернувшись спиной к сетке и присев, Томаш протягивает руку к рабочей одежде, быстро перекладывает в карман пиджака небольшой пистолет. Вот, значит, как...

Пять или шесть поляков задерживаются на дворе. Томаш с Птахом присоединяются к ним, идут к проходной. Все держат наготове аусвайсы. Степан свой достает тоже.

Вот и все. Они за проволокой. Поляки идут своей дорогой, Томаш с Птахом отстают, сворачивают в узкую пещеру-проход между отвалов породы. Над головой висит полкраюха месяца. Только теперь Птах по-настоящему волнуется. Ему кажется, что веркшуцы вот-вот поймут ошибку, кинутся вдогонку.

Сорочка у Птаха сделалась мокрой, пот заливает глаза. Томаш шагает быстро. Степан за ним едва поспевает. Наконец показались купы деревьев. Под ними невысокие кирпичные домики.

Томаш заводит Птаха в узкий дворик. Рядом с приземистым строением покатая гора породы. На ней даже выросли деревья; дворик, домик - внизу.

Достав ключ, Томаш отпирает дверь. В лицо ударяет затхлой сыростью.

- Посидишь тут. Не бойся. Я живу близко. Два-три дня, а затем - на потенг. Лагерь близко, никто не будет искать тебя тут...

IV