Сороковые... Роковые (СИ)

   Вот и добрались до Раднево часам к пяти. Оставив ребятишек возле пустынного в этот час базара, мальчишки присели на пустой прилавок и нахохлились, как два воробья, а Леший пообещав, что он быстро, пошел доложить Кляйнмихелю, что для охоты все готово, ''чтоб Вы, гады утопли в болоте!'' А из стоящего неподалеку дома районного полицая и стародавнего знакомца вывалился пьяный и злой Бунчук.

   Ему сегодня сделали серьезное внушение и предупреждение за бардак в его деревне - два дня назад заявился к отцу Фридрих Краузе и кто знает, что ему понадобилось у полицаев, но зайдя туда, он увидел, как сказал бы Игорь - 'картину маслом'. Из пяти полицаев находившихся там, включая и Бунчука, три не могли даже головы поднять, а Викешка все же сумел встать, качаясь. Правда, сразу же улетел в угол от кулака Фридриха. Тот не стал орать, брезгливо вытер свою перчатку о занавеску, серую от грязи, впрочем. И указав на самого трезвого полицая, трусливо вжавшего голову в плечи, произнес: -Через день - этого в управу.

   И вломили Бунчуку знатно, а поскольку ему сказать было нечего, он молчал, зверея про себя, что его такого услужливого не ценят совсем, а он сколько уже сделал для новой власти: список коммуняк и комсомольцев ещё до их прихода заранее написал - не его вина, что многие из этого списка успели смыться. Выследил и доложил лично Кляйнмихелю про жену Решты - зам главы коммуняк. Хотя выслеживать и нечего было, донес сосед, что она осталась у друзей. И что с того, что бабенка лежала не вставая? Муж-враг, вот и отвечай. Были на его совести две семьи местных полуевреев, мстил Бунчук всем, кто хоть как-то был виноват в том, что когда-то он из успешного непмана превратился в бандита-бродягу-уголовника. Жалел, ох как жалел он, что не сумел насладиться местью своему заклятому врагу -Никодиму Крутову. Жила в глубине его души мыслишка, что жив гад-Никодимушка, уж больно изворотлив был мужичонка. Вот и нажрался с горя мутной вонючей самогонки у знакомого ещё по тем временам, теперь тоже полицая, Перхова Мотьки. Злоба кипела в нем и рвалась наружу... а тут такое везенье -сидит паршивец этот, чистый Никодимка, на базаре, а вокруг никого, и взыграло ретивое...

   Широким щагами, пошатываясь, он попер к ребятишкам.

   Гринька, увидев его сжался:

   -Василь, беги до комендатуры, может, Леш выйдеть уже.

   Василь бочком соскочил и побежал к комендатуре. Там у входа жестами стал показывать, чтобы вызвали большого человека, но часовой не понимая его, только отмахивался и отгонял. И тут открылась дверь и на крыльцо вышли два немца - одного Василь запомнил хорошо - он не стал толкать его в большую лужу, а жестом велел Гриньке забрать и подождал, пока они уйдут с дороги.

   Василь умоляюще сложил руки на груди и стал смотреть на этого немца. Немец равнодушно глянул на него, потом как-то замер на секунду и внимательно всмотрелся в умоляющие глаза ребенка.

   -Вас ист лос? - спросил он.

   Василь дрожащей рукой показал на рынок, где Бунчук, взяв Гриньку за шкирку, громко орал и уже замахнулся. -Руди, шнеллер!

   Герберт фон Виллов узнал мальчишку, вернее, его необычные глаза. А когда тот указал в сторону пустынного рынка, где какой-то полицай начал лупить худенького киндера...

   -Руди, шенллер!

   Фон Виллов быстро зашагал туда. Одно дело, когда мужики разбираются, а тут мелкий киндер и здоровый менш.

   Герберт дотронулся до плеча мужика, обычно, едва завидев офицера, эти унтерменши вытягивались в струнку и подобострастно кланялись. А этот... резко сбросив его руку, опять замахнулся на киндера, говоря какие-то странные слова:

   -Никодимово отродье!!

   Фон Виллов, теперь уже со всей силы рванул этого полицая на себя и, развернув, с удовольствием впечатал в его красную, жирную, воняющую перегаром рожу кулак. Тот, выпустив пацана, отлетел к прилавку, и заревев быком, вскочил:

   -Хальт!! - возле его ног прогремела автоматная очередь. Тот остановился и только тут увидев на кого он пытался броситься, упал на колени, прямо в лужу.

   От комендатуры на звуки автоматной очереди бежали патрульные и семимильными шагами несся какой-то огромный мужик. Опередив патрульных, он в секунду, взглянув на сжавшегося, плачущего Гриньку, все понял и, не останавливаясь, с разбегу пнул ногой полицаю в лицо... Тот, взыв, упал рожей в лужу.

   - Утоплю, сволочь, в этой луже!

   -Найн! - раздался за его спиной голос Кляйнмихеля, который, перед этим разговаривая о предстоящей охоте, дошел с Лешим почти до выхода, и теперь тоже подошел сюда. - Найн! Дизе... - он проговорил по-немецки длинную фразу.

   -Ну если так, то ладно,а то я его сам, голыми руками удавлю.

   -Найн!- подоспевший переводчик перевел для Бунчука:

   -За нападение на офицера Германской армии, неповиновение властям будет смертная казнь.

   Так и стоявший на четвереньках в луже Бунчук, пополз было к Герберту:

   -Я не хотел, не узнал ... - пытаясь поцеловать сапог, но кто ж ему позволит. Патрульный брезгливо повел автоматом:

   -Штейн ауф! Шнеллер!

   А через два дня, на площади, возле комендатуры, согнанные под дулами автоматов, местные жители наблюдали радостную для многих картину.