Сороковые... Роковые (СИ)

   -В имении Краузе лютует Фридрих: пленные, прибив одного конвоира, того самого, что Стешку хотел ссильничать, второго - постарше, огрели по голове и связали, а механика и молодого садовника, над которым так тресся старший Краузе, увели с собой.

   -Наверняка порешили где-нито, на Ивана-то многие косились - и не из пленных хто, нашенские завидовали, что ён у Краузе на особом положении был! - подвел итог дед Ефим.

   -Жизнь человеческая одной копейки теперь не стоит! - вздохнула Ефимовна.

   Стукнула дверь в сенях - ввалились Шлепень с Яремой.

   -Чаго расселися, давайтя вона Лисовых откапывайтя! - с порога заорал Ярема.

   Деды не шелохнулись.

   -Я чаго вялел!

   -От, молокосос, я ж яго два года як, крапивою уваживал, кагда он у сад залез, а шчас ореть...Ты на кого, паршивец, глотку рвешь, а? Ты за что позоришь свою матку и бабу, а? Узял винтовку и думаешь, усё могёшь? От я до Фридриха дойду, расскажу, як ты службу нясёшь у Агашкиной Кланьки!

   -Хто поверить?

   -Поверють, я завсягда правду гаворю, Карл Иваныч зная!

   Шлепень подтолкнул Ярему к выходу:

   -Хади уже, хозяин хренов. Нет бы як нормальные люди сказал, допрыгаесси ты!

   -Чаго мне бояться? Партизанов нету, а свои мяне усе боятся!!

   -Дурррак! Пошли!

   -Деды, вы этта... як у себя прийдите, Марью спомогните откопать - ей до Краузе надо, тама ничаго не осталося, подъели усё за три дня.

   - От, учись, шшанок, як надо с людьми гаворить!

   Шлепень вытолкнул Ярему, а сам на минутку задержавшись, спросил:

   -Стешка не появилась?

   -Ежли б появилась, куды бы мы яё спрятали, под лавку не войдеть, - ответил Гринька.

   Три дня откапывали занесенную Березовку, потом на кое-как расчищенном небольшом пятачке перед комендатурой всех жителей Березовки долго и нудно пугали и стращали Фридрих и 'рыбий глаз'- Зоммер.

   Все стояли повесив головы. Одно радовало, пленные не контактировали с местными, и для Березовки это было просто счастьем. Обошлось без расстрелов и арестов, но Фридрих остервенело пролаял, что все работники имения теперь будут под особым контролем, "за малейший нарушений орднунг - ершиссен!"

   Вот и сидел Гриня дома как приклеенный - в Раднево идти в их худой обувке было невозможно, по едва расчищенной дороге почти непрерывно ползли немецкие машины. На обочине пережидать их движение не было возможности - едва сделав шаг в сторону от дороги, можно было провалиться в снег по пояс.

   Местные полицаи и приехавшие откуда-то из Бряньска или, может, Орла, какие-то немцы с собаками, попытались определить, куда могли уйти пленные, но снег надежно укрыл их следы.

   Кляйнмихель, радостный от того, что фон Виллов уехал на четыре дня - тот дотошно и скрупулезно отправлял все данные в Берлин, недолго думая, сообразил, как выпутаться, чтобы от вышестоящего начальства не было выговоров-замечаний...

   Доехал до ближайшего лагеря с пленными, договорился с давним знакомым - комендантом, и глубокой ночью все провернули как надо. А через день нашли в дальнем овраге заледеневшие трупы всех пленных, вот только механика и садовника с ними не было - похоже, где-то по дороге удавили их, а сами заблудились и замерзли - официально это звучало так. На самом же деле вывезли из лагеря двенадцать умерших пленных и инсценировали их смерть от непогоды.

   Варя что-то сильно волнуясь, ждала Герби из поездки, и вроде поехал недалеко - в сторону Орла, а тревога не отпускала. Варя изредка заходила на базар, перекинуться хоть парой слов с Ищенко, Толик был, можно было хоть пообщаться, сейчас же единственные, с кем Варя могла не опасаясь разговаривать, были Николаич и Гринька. Но Гринька пацан, а так не хватало живого нормального общения. Это там, в далеких теперь двухтысячных, Варя уставала за день от общения, а здесь было тошно. Перекинувшись несколькими словами с совсем стройным Николаичем - тот быстро пробормотал, что все живы, все нормально, Варя задумчиво, не оглядываясь по сторонам, пошла к дому, не видя, как за ней нагло прется здоровый рыжий немец, среднего возраста.

   Едва зашла в калитку, как этот верзила, мгновенно забежав во двор, ухватил её, зажал лапищей рот и потащил к дому. Варя мычала, пыталась брыкаться, но какой-то озверевший немец тащил её в хату. Она умудрилась зацепить ногой оставленное утром ведро, оно, загромыхав, покатилось по сенцам. Как молила Бога Варя, чтобы Руди оказался дома, этот здоровый, чем-то воняющий мерзавец вызывал рвотные позывы.

   И Руди, на счастье, оказался дома...

   Резко распахнулась дверь в хату, и в проеме возник Руди с автоматом:

   -Хальт! - заорал он, - Хенде хох!

   Рыжий остановился, не отпуская, впрочем, Варю от себя. Руди вгляделся и, наставив на рыжего автомат, громко и возмущенно заорал, Варя с пятое на десятое разобрала, что Руди орет на этого приблудного, что эта фрау его, и никто не смеет тронуть своими немытыми лапами, что если этот пакостник сейчас же не отпустит его фрау, он Рудольф, идет к шефу гестапо, а через день приедет его герр майор, и этому мерзавцу будет зер-зер шлехт.