Сорванец

Потом он представил себе Боба Димстеда, ожидавшего его с множеством разных предметов, необходимых для далекого путешествия, и пред ним стали рисоваться привлекательные сцены жизни на море и суше, и перед этой игрой воображения все остальное померкло.

Ранее Декстер уже наметил, что взять с собой, но теперь, когда надо было собираться, остановился в смущении. Все, что у него было, принадлежало, по его мнению, доктору, и мальчик в конце концов решил не брать с собой ничего, кроме бывшей на нем одежды.

Он в беспокойстве заходил по комнате, как бы прощаясь со своим мирным убежищем, где всякая вещь была ему так знакома. На умывальнике он увидел чашку с противным до тошноты лекарством миссис Миллет. Мальчик невольно улыбнулся, взял чашку и попробовал ромашковый отвар. Ему тут же представилось забавное, но серьезное лицо старушки, которое он в эту минуту находил очень милым. Декстер поставил чашку на место и покачал головой. Затем, стараясь быть решительным, подошел к комоду, отпер его и вынул из-под чистого белья старую веревку, служившую ему для качелей на сеновале.

Проходя мимо двери, он прислушался, но внизу все было тихо. Он повесил веревку на крюк и стал пробовать, выдержит ли она его. По-видимому, она была так же крепка, как и прежде, но по телу Декстера тем не менее пробежала невольная дрожь, когда он представил себе мальчика, найденного в кустах под окном со сломанной ногой или, что еще хуже, со сломанной шеей.

Бежать предполагалось, когда все в доме улягутся спать, а между тем у него уже все было готово. Вдруг мальчик вспомнил о самом необходимом предмете, без которого он уйти не мог, но о котором между тем совсем забыл: кепи висело в передней, совсем рядом с гостиной.

Декстер тихо отворил дверь, прислушался и, прокравшись к перилам, стал смотреть через них. Все было тихо. Лампа, бросавшая кругом желтоватый свет, с особенной силой, как казалось мальчику, освещала именно кепи. Достать ее было просто. А вдруг, когда он подойдет к вешалке, отворится дверь гостиной, выйдет доктор и спросит, что он тут делает? Была и другая опасность: две ступеньки лестницы скрипели, и, стань он на них теперь, кто-нибудь наверняка выйдет посмотреть, кто это там ходит.

Тут в голову мальчика пришла спасительная мысль. Перила были из красного дерева и отлично отполированы. Он лег на них и, перебирая руками, бесшумно спустился вниз. До вешалки с шляпами оставалось не более шести шагов. Декстер уже прошел на цыпочках мимо двери гостиной и только хотел снять кепи, как заскрипела ручка двери и она приотворилась, пропустив в переднюю новую полосу света.

Декстер уронил кепи и стоял, стараясь придумать ответ, когда его спросят, что он тут делает.

То была Элен со свечой в руках. Она уже готова была шагнуть через порог, как ее остановили следующие слова отца:

– Да, так насчет Декстера…

– И что же, папа? – спросила Элен, снова возвращаясь в гостиную.

– Что ты думаешь о…

Мальчик больше ничего не слышал. Пользуясь тем, что Элен стояла спиной к дверям, он схватил кепи и поспешно поднялся наверх. Когда Элен снова вышла в переднюю, он был уже в безопасности в своей комнате. Сердце его сильно билось, в ушах звенело, и ему очень хотелось знать, что же доктор говорил о нем.

Стоя за своей дверью с кепи в руках, Декстер слышал, как мимо прошла Элен, напевая одну из баллад, которую пела вечером. Мальчиком овладела грусть: он уже никогда больше не услышит ее песен, не ощутит прикосновения ее мягкой, ласковой руки…

В душе Декстера шевельнулось смутное желание идти к ней или отворить дверь и позвать ее, броситься перед ней на колени и сознаться во всем. Но он вспомнил насмешки Боба Димстеда, и в ушах его зазвенели снова слова, так часто повторяемые Бобом: «Вот охота возиться с уроками! На твоем месте я давно бы ушел от них. Чего они над тобой командуют и ругаются?» И шевельнувшееся в душе доброе чувство тотчас рассеялось.

Вскоре послышался кашель доктора, проходившего в свою комнату, а на церковных часах пробило одиннадцать с четвертью. На сомнения и колебания оставалось еще полчаса, а затем настанет конец всем тревогам и начнется новая, свободная жизнь!

Но вот часы пробили половину двенадцатого. Он взял веревку, связанную в нескольких местах, прикрепил ее к оконной решетке и, осторожно отворив окно, перекинул в сад.

Стояла темная ночь, и звезды слабо мерцали в недосягаемой вышине. Декстер глянул вниз: казалось, ему предстоит спуститься в черную бездну, где его ожидает неминуемая гибель. После некоторого колебания мальчик положил письмо на стол и потушил свечку. Надев кепи, он перекинул одну ногу за окно и просидел несколько минут в нерешительности верхом на подоконнике. Потом перекинул другую ногу – и повис всей своей тяжестью на старой, ненадежной бельевой веревке, держась за нее руками и ногами.

Достигнув подоконника первого этажа, Декстер отдохнул на нем и потом спустился на большую липу. Выбираясь из густой листвы, он неосторожно зашумел и плашмя упал с ветки на землю. Он мгновенно вскочил, понесся пулей на лужайку и, остановившись здесь, стал прислушиваться.