Через агентуру в Лондоне дошла до Москвы и запись беседы Адольфа Гитлера с итальянским министром иностранных дел Джано Галеаццо Чиано, состоявшейся 13 августа 1939 года в Оберзальберге — горной резиденции фюрера. Гитлер и гостю из Рима сказал, что ему «абсолютно важно, чтобы Польша в кратчайшие сроки четко прояснила свои намерения». В противном случае «ее нужно будет вынудить проявить таковую». Если же дело дойдет до конфликта, сказал фюрер, то «Польша должна быть полностью повержена настолько, чтобы оказалась не в состоянии участвовать в войне в ближайшие 10 лет». Прозвучала в ходе той встречи и еще одна весьма важная фраза: «После чего можно будет расквитаться и с Западом». Из озвученных им слов нетрудно сделать вывод, что в своих стратегических планах Гитлер вовсе не намеревался ограничивать себя приобретениями на востоке. Ему нужен был и запад. Пока перед ним стоял вопрос об очередности и о том, хватит ли только немецких, даже немецко-польских сил, если получится дожать Речь Посполитую, для захвата восточных просторов или же понадобятся ресурсы всей Центральной и Западной Европы, как производственные, так и людские. Не исключено, что он уже склонялся к второму варианту: после захвата Польши сначала ударить на запад, затем уже — на восток. Однако шаг подобного рода не вносил изменений в его главную цель, о которой он прямо сказал и в разговоре с комиссаром Лиги Наций Карлом Буркхардом, состоявшейся 11 августа 1939 года — всего за двенадцать дней до подписания в Москве документа, ставшего пактом Риббентропа — Молотова. Заявил же он в тогда следующее: «Все, что я делаю, направлено против России». Да и до этого «чистосердечного признания» вряд ли европейские политики не догадывались или сомневались именно в таких намерениях главного германского нациста, потому тянули время и избегали давать какие-либо обязательства Советскому Союзу, что шло на пользу Гитлеру.
Подчинение Польши планам Гитлера могло привести к тому, что удар по востоку он совершил бы раньше. Рольф-Диттер Мюллер, ссылаясь на доступные ему документы, допускает, что совместный немецко-польский поход против СССР не исключался Берлином в июне 1939 года, ибо «Польша в последний момент могла дрогнуть под натиском Германии и пойти на соглашение с Гитлером». В таком случае, делает вывод немецкий историк, «план «Барбаросса-1939» стал бы реализоваться «как общий германо-польский проект, как это оговаривалось с Варшавой с 1935 г.». Москва тоже знала, что в докладе разведывательного отдела главного штаба Войска Польского, подготовленном в декабре 1938 года, об отношении к Советскому Союзу говорилось вполне откровенно: «Расчленение России лежит в основе польской политики на Востоке… Польша не должна остаться пассивной в этот замечательный исторический момент. Задача состоит в том, чтобы заблаговременно хорошо подготовиться физически и духовно… Главная цель — ослабление и разгром России». Единственным нюансом, пока остающимся в поле польских размышлений, оставался вопрос, кто еще «будет принимать участие в разделе». Но в любом случае в нем участвовать нужно.
Однако в Рейхе не исключался другой вариант военных действий на востоке, тоже известный и руководству СССР. Без Польши. Еще 24 июня 1939 года советская разведка раздобыла «Оперативный документ» Главного штаба вооруженных сил Германии, обозначенный грифом «Совершенно секретно», в котором говорилось, что «главному командованию сухопутной армии поручается согласовать все мероприятия, связанные с овладением мостов через Нижнюю Вислу без разрушения таковых. После окончания подготовки главное командование сухопутной армии должно сделать краткое донесение главному штабу вооруженных сил». Особое внимание в документе было уделено железнодорожному мосту Диршау, длина которого составляла 837 метров. Ставилась задача «вновь проверить, могут ли помешать внезапности захвата моста Дуршау предшествующие ему мероприятия ВМФ в Данцигской бухте». Родам войск следовало согласовывать действия, чтобы не помешать овладению важной переправой «до наступления момента V». По-нашему это «время Ч» — условное обозначение начала военной операции. Подписан был документ самим начальником Главного штаба. Ценность его для советской разведки состояла не только в том, как будут осуществляться захваты конкретных переправ через Вислу. Из него однозначно проистекало, что война, как говорится, в самом деле на носу, раз уж готовы распоряжения сугубо оперативного характера.