Сорвавшийся союз. Берлин и Варшава против СССР. 1934–1939

Четкий ответ на сей счет дал опять же авторитетный английский политик Уинстон Черчилль, которому вскоре предстояло возглавить британское правительство. Его заявление прозвучало абсолютно однозначно: «Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на запад исходные позиции германской армии с тем, чтобы русские получили время и могли собрать силы со всех концов своей колоссальной империи… Если их политика и была холодно расчетливой, то она была в тот момент также в высокой степени реалистичной». О том же, что касается воссоединения литовских, белорусских и украинских земель, предельно четко высказался не менее уважаемый в Британии и в Европе политический ветеран Дэвид Ллойд Джордж, сразу же написавший полномочному послу Речи Посполитой Владиславу Рачкевичу: «СССР занял территории, которые не являются польскими и которые были захвачены Польшей после Первой мировой войны… Было бы актом преступного безумия поставить русское продвижение на одну доску с продвижением Германии». Тем, кто ныне твердит о «сталинском ударе в польскую спину» в сентябре 1939 года, не мешало бы помнить, что Черчилль и Ллойд Джордж, оказавшись «на стороне Сталина», советскими, белорусскими, украинскими, литовскими патриотами вовсе не были, а исходили из геополитических и военных реалий, неплохо знали их, а также историю межгосударственных отношений и уж, конечно же, не ставили своей целью защитить или оправдать Сталина. Они констатировали факты.

На фоне рассуждений о «сговоре двух диктаторов» весьма интересной теперь выглядит и реакция властей Польши на подписание пакта Риббентропа — Молотова. В Речи Посполитой тогда он был воспринят с оттенком явного пренебрежения. Современный польский автор Славомир Ценцкевич считает, что договор в Польше тогда просто проигнорировали. Польское правительство сразу же заявило, что это «мы первые заключили с СССР пакт о неагрессии», что «Берлин получил от СССР только то, что мы уже имеем давно». Варшавские газеты писали о советско-германском договоре, как о дешевой сенсации, которая не будет иметь практического значения. К примеру, «Dziennik Narodowy» 25 августа 1939 года в материале под заголовком «Ничего не изменилось» сообщал, что пакт «не вызвал впечатления, которого от него ожидали», хотя предполагалось, что «он ослабит союзнические отношения между западными сверхдержавами и Польшей». Наоборот, после него «Англия и Франция не только подтвердили свою верность союзам», но и дали понять, что «выступят немедленно и активно, если Польша сочтет это необходимым». На следующий день та же газета на фоне все заметнее ухудшающихся отношений с Германией подчеркивала, что «у польского народа героическая позиция», агрессор «будет стерт в порошок», союзники Речи Посполитой никогда еще не испытывали такого вдохновения перед боем, поскольку «от свободы и жизни Польши зависит судьба других государств Европы». «Kurier Warszawski» тоже констатировал, что весь мир с удивлением и уважением смотрит на польское спокойствие, сплоченность и готовность к борьбе. Верховный главнокомандующий вооруженных сил Речи Посполитой маршал Эдвард Рыдз-Смиглы счел нужным на каждом шагу твердить, что в случае войны с Германией «не отдадим даже пуговицы».

Верил ли сам Рыдз-Смиглы в то, в чем убеждал своих сограждан? Довольно убедительный ответ на этот вопрос проистекает из публикации Мариуша Новика «Сокровища маршала Эдварда Смиглого Рыдза» в польском издании журнала «Newsweek» в январе 2013 года. В ней говорится, что в один из тех августовских дней 1939 года «в особняке на стыке улиц Бельведерской и Кленовой» в Варшаве в несколько «военных автомобилей, в том числе и в грузовики, солдаты грузили ковры, мебель, тяжелые деревянные ящики. Под брезентовые тенты запаковывались кресла, комоды, тумбочки и старый, красивый резной столик. Если бы кто-то заглянул через высокий забор, понял бы, что это переезд. И если бы сообразил, что резиденцию занимает маршал Эдвард Смиглы Рыдз, задумался бы, куда в такое тревожное время собрался верховный главнокомандующий». Однако, уточняет Мариуш Новик, Варшаву оставлял не маршал. Из особняка вышла его жена «Марта Рыдз, села в стоящий у подъезда темный «шевроле», и колонна «из двух грузовиков с мебелью и домашней утварью Смиглого и нескольких легковых автомобилей, в которых ехали родители и сестра Регина Ружаловска из Плоцка, две горничные (польская и французская), две кухарки и слуги пани маршальши, а также жандармы из охраны семьи маршала» двинулась улицами в сторону Люблина, а затем Тернополя к границе с Румынией.