Весьма немаловажную роль в формировании таких польских настроений в последние недели перед Второй мировой войной сыграли опять же Великобритания и Франция, еще в марте 1939 года официально пообещавшие Речи Посполитой стать гарантами ее независимости. И в самом деле пакт об общей защите в случае нападения Германии был заключен Англией и Польшей всего через два дня после советско-немецкого договора о ненападении. Первая же статья подписанного в Лондоне 25 августа 1939 года англо-польского Соглашения о взаимопомощи гласила, что «в случае если одна из Сторон Договора будет втянута в боевые действия с европейским государством агрессией, устроенной последним против указанной Стороны Договора, другая Сторона Договора немедленно предоставит Стороне Договора, втянутой в боевые действия, всю необходимую от нее поддержку и помощь». В секретном приложении к этому документу значилось, что под возможным агрессором подразумевалась Германия.
Договор с Великобританией о взаимопомощи в случае военного конфликта, к которому присоединилась и Франция, в Польше был воспринят с бурным восторгом. «Kurjer Warszawski» в своем утреннем выпуске за 26 августа сразу же назвал его «Союзом безопасности и мира», событием большого исторического веса, подчеркнув, что «со времен наполеоновских Англия ничего подобного, столь полного решимости не подписывала». Союз является «оборонительным альянсом в его наиболее выраженном значении», уточнялось в газете, он предусматривает «наиполнейшую помощь в случае непосредственной и даже посредственной угрозы для безопасности или независимости одного из контрагентов». Наиболее важной и реалистичной чертой союза становилось «утверждение об автоматичности помощи», притом «автоматизм абсолютной и безграничной помощи — это основное достоинство союза». Более того, специально подчеркивалось, что «союз Англии и Польши — это союз строительства, гарантирования безопасности и независимости не только Польши и Англии, но и всех государств восточной, центральной и северной Европы, на которую с большей или меньшей агрессивностью позволила себе поглядывать немецкая алчность».
Назавтра — 27 августа — корреспондент ПТА из Парижа процитировал газету «Paris Soir», в которой один из ее публицистов констатировал, что «в Германии господствуют катастрофические настроения». Туристы, прибывающие из Рейха, утверждал он, рассказывают, что «в местечке Лорах женщины провожали призванных под ружье резервистов с воплями и проклятиями, громко выражая свое возмущение, несмотря на присутствие поблизости все видящих членов СС». Сообщение другого корреспондента ПТА, переданное уже из немецкой столицы и датированное тем же днем, было снабжено красноречивым заголовком «Паника в Берлине». В нем утверждалось, что «тяжелая депрессия овладела настроениями немецкой общественности», происходящие в последние дни события «открывают ей глаза на введение ограничений в железнодорожном движении, прекращение авиасообщений, реквизицию автомашин, автобусов, лошадей, призыв рядовых почти из каждой семьи, а особенно введение с понедельника карточной системы практически на все предметы ежедневного потребления». Немецкое общественное мнение, «привыкшее к одуряющим и бескровным политическим успехам, с высочайшим беспокойством смотрит в будущее» и видит впереди «практически неотвратимую неизбежность получения наихудших результатов». Беседы с политиками и журналистами также свидетельствуют «о непривычном хаосе понятий, вызванных прежде всего советским договором». В дополнение к этому на передний план всплывает «глубокая депрессия» как «наиболее характерный момент» для сложившейся ситуации. Из уст немцев, сообщало агентство, во время бесед постоянно звучало, что «преимуществом Польши является энтузиазм, господствующий в армейских рядах и всем обществе», в то время, как «очевидно отсутствие всякого энтузиазма среди немецких солдат». Конечно же, «драться они будут, но только выполняя поступившие сверху приказы, однако не будут иметь того духа, который в случае чего станет господствовать в польском войске». Даже 31 августа 1939 года, в самый канун Второй мировой, «Illustrowany Kurjer Codzienny» убеждал своих читателей, что «немецкий солдат драться с поляками не желает и удирает за границу», более того, «первый же час войны станет призывом к революции в Третьем рейхе».