Сорвавшийся союз. Берлин и Варшава против СССР. 1934–1939

В тот же день — 4 сентября — «Kurjer Warszawski» уже в своем вечернем выпуске известил поляков, что парижские газеты уведомили о «начатых утром военных действиях против Германии», в которых «принимают участие военно-морские, военно-воздушные и сухопутные силы». Не осталось вне внимания польского корреспондента, разумеется, и то, что все это вызвало «огромное впечатление и энтузиазм в столице государства». Однако он заметил также, что сообщения о начале французской армией боев с немцами «не называют пока ни мест, ни размеров военных действий». Вскоре окажется, что это и есть самый главный нюанс, касающийся объявленной войны против Рейха. Французскими и английскими политиками высшего ранга большая драка с немцами и не замышлялась. Уже 12 сентября, менее чем через две недели после гитлеровского нападения на Речь Посполитую, военные советы Великобритании и Франции в присутствии премьер-министров обеих стран условились о немедленном прекращении военных действий против Германии. И вызрело оно, как говорится, не вдруг. Спустя годы польские историки Ян Карский и Лех Выщельский выяснили, что еще 4 мая 1939 года генеральные штабы Франции и Великобритании приняли согласованное ими решение «о неоказании военной помощи Польше во время ее войны с Германией», придав этому «гриф секретности». Получается, что объявление этими странами войны Третьему рейху вовсе не ставило целью развернуть наступление гитлеровского вермахта с востока на запад. Он мог по-прежнему двигаться на восток, а если Польша оказалась на том пути, то это ее собственная проблема, но никак не французская или английская.

Имелись ли у поляков собственные основания для военного оптимизма? Насколько готовы были к войне польская экономика и общество? Судя по опубликованным в самой Речи Посполитой статистическим данным, промышленное производство в стране в 1938 году не достигло уровня 1913 года. О переживающем спад сельском хозяйстве вице-премьер Е. Квятковский еще в 1935 году нелицеприятно высказывался на заседании сейма, отмечая, что «польская деревня в ХХ веке почти вернулась в натуральное хозяйство», в крестьянских домах даже «спички делятся на части, возвращается лучина». Характеризуя общественные настроения в той Польше, британский историк Норман Девис сделал вывод, что в ней господствовала «своего рода атмосфера сладости, перемешанная с горечью. С одной стороны ее характеризовала гордость и оптимизм, вытекающие из независимости, с другой — грустное ощущение, что поражающих проблем нищеты, политики и опасностей не получится решить, опираясь на существующие возможности… Правительственная элита сияла радостью… Буржуазия роскошествовала… Но рабочий класс был неспокоен. Евреи — полны опасений. Интеллектуалисты — открыто критичны… В течение 1939 года состояние Польши ухудшалось от тяжелого к смертельному».

Трудно поверить, что никаких выводов для себя не делали и сами польские политики, хотя не исключено, что, зная реальности, но получив гарантии, обещание которых было дано двумя важными странами еще в последний день марта 1939 года, варшавская политическая верхушка — и не только она — стала пребывать в состоянии, которое характеризуется польской поговоркой «быть у бога за печкой», что соответствует русскому «у бога за пазухой». Дескать, сильные друзья нам не дадут пропасть ни в коем случае. Однако вот что об обещанных тогда Речи Посполитой английских гарантиях пишет уже цитированный английский же историк Норман Девис: «Чемберлен полностью отдавал себе отчет, что практически помочь Польше нельзя ничем. Делая тот жест, он… хотел не столько помочь Польше, сколько устрашить Гитлера. Понимал, что британские силы для этого не располагают ни людьми, ни кораблями, ни самолетами». Но не исключено, добавим, что известно это было и Берлину. По мнению Нормана Девиса, «вторая Речь Посполитая была приговорена к смерти».