Сорвавшийся союз. Берлин и Варшава против СССР. 1934–1939

Но есть и еще один момент. Тот же Норман Девис задался вопросом, почему Юзеф Бек столь «наивно верил в искренность гарантий государств-союзников»? Как полагают некоторые современные польские историки, он строил свою игру с Гитлером на том, что союз Польши с Великобританией остановит его, заставит сохранить хорошие отношения с Польшей, а Польша продолжит свое балансирование уже между Берлином и Лондоном, как ранее балансировала между Берлином и Парижем. Но та игра лишь разозлила фюрера. Войцех Матерский считает, что гарантии были последней соломинкой, за которую Польше можно было ухватиться в поисках спасения. Ситуация дошла до того, что «возможности базировать безопасность Речи Посполитой на политике равновесия себя исчерпали. Германское предложение было отвергнуто, подчинение доминированию СССР не входило в расчеты, Лига Наций фактически была уже мертвым созданием, констелляция Межморья или третьей силы оказалась нереальной. Оставалась борьба за расширение сферы британских и французских обязательств». Но желали ли расширения своих обязательств ради Речи Посполитой в Лондоне и Париже? Ответ давно известен. Польше протянули не руку, а именно соломинку. Даже не протянули, а только показали, притом издали. Варшава выстраивала свою политику на фундаменте незыблемой уверенности, что Великобритания и Франция обязательно выполнят все обещания, зафиксированные в договорах с Речью Посполитой, подчеркивает современный исследователь ситуации тех дней, недель, месяцев Марек Корнат в книге «Polityka zagraniczna Polski. 1938–1939» («Внешняя политика Польши 1938–1939»), однако, оказалось, те руководствовались иными соображениями.

Конкретизирует политическую картину тех лет, а также обещанную помощь оказавшейся под ударом Польше и то, как британские государственные люди смотрели на Речь Посполитую не только с военной стороны. Весьма жесткие «характеристики» приводит в своем двухтомнике опять же Норман Девис. Оказывается, Дэвид Ллойд-Джордж говорил о Польше, как о «дефекте истории», исходя из того, что она «являет собой хронологию исторической неудачи» и всегда будет «примером коллапса». Историк, политолог и дипломат Эдуард Карр называл Польшу фарсом. Для Джона Кейнса — одного из главных теоретиков капитализма ХХ века — она была «экономической невозможностью, единственным промыслом которой является жидожорство». По своей сути эти суждения не сильно отличаются от тех предраздельных обзывалок времен второй половины XVIII столетия, когда о первой Речи Посполитой рассуждали как о европейском кабаке, борделе, заповеднике. Не трудно предположить, что такие характеристики не могли способствовать выполнению обещанных Польше гарантий в ее предстоящей драке с Германией. Положительный ответ не вытекает еще и потому, что были в британской столице утверждения и покруче, например, что Польша просто патологична. К слову, тот же Норман Девис свой двухтомный труд, посвященный этой стране, тоже назвал в таком же дискурсе, но весьма красноречиво: «Божье игрище. История Польши». Тем не менее, спустя полсотни и более лет после войны варшавский историк Павел Мацеревич стал утверждать ничтоже сумняшеся, что к той войне «польский солдат был подготовлен», и, если бы не удар со стороны СССР…