Через два дня после отбытия польского главкома из столицы — 8 сентября — передовые части вермахта подошли к южным предместьям Варшавы и сразу произвели атаку с целью ее захвата, однако были отбиты. Но к 14 сентября Варшава была окружена со всех сторон. В тот самый день — 14 сентября — моторизованный корпус гитлеровского генерала Гейнца Гудериана подошел к городу Брест на Западном Буге, овладел им, а вскоре завязал бои у Кобрина — почти в полусотне километров восточнее. На столь неожиданное развитие событий в польско-германской войне отреагировали и в СССР. На следующий день после первой атаки подразделений вермахта на южные окраины Варшавы — 9 сентября — И.В. Сталин позвонил первому секретарю ЦК Компартии Белоруссии П.К. Пономаренко и распорядился вместе с главой правительства республики К.В. Киселевым немедленно прибыть в Москву, чтобы «включиться в работу по разработке наших первоочередных задач в подлежащих освобождению западных областях УССР и БССР» — так об этом впоследствии вспоминал Пантелеймон Кондратьевич. Назавтра оба они были уже в столице Советского Союза. В тот же день Белорусский особый военный округ был преобразован в Белорусский фронт, а Киевский особый военный округ — в Украинский фронт.
Поздней ночью с 16 на 17 сентября польский посол в Советском Союзе Вацлав Гжибовский был приглашен к В.М. Молотову, который заявил ему, что «польское государство и его правительство фактически перестали существовать», а оставленная без руководства Польша «превратилась в удобное поле для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу для СССР». В такой ситуации «советское правительство не может более нейтрально относиться к этим фактам, а также к беззащитному положению украинского и белорусского населения». Исходя из сложившегося положения «советское правительство отдало распоряжение Главному командованию Красной армии дать приказ войскам перейти границу и взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Белоруссии, Западной Украины». Вацлав Гжибовский не смог ответить на вопрос В.М. Молотова, где на момент их беседы находится польский министр иностранных дел Юзеф Бек. Послу, как и советскому наркому, было известно лишь то, что все высшее польское руководство стремится к польско-румынской границе, к городу Коломыя. Еще 14 сентября оно направило в Бухарест запрос на разрешение пересечь эту границу. Румынское правительство дало такое согласие. Поход Красной армии, начатый 17 сентября 1939 года и в белорусском народе именуемый освободительным, в нынешней Речи Посполитой предпочитают называть ударом в спину. Однако фактически никакой польской спины уже не было, преодолеть 300 километров до Бреста и Белостока за пять дней советским частям можно было только в условиях военной пустоты и практически полного отсутствия сопротивления наступающим красноармейцам. Польская армия осознанно устремлялась в сторону Румынии, в ее авангарде шло ее высшее командование и руководство страны.
Приключение, о многом говорящее о ситуации тех дней, произошло 17 сентября с Верховным главнокомандующим вооруженными силами Речи Посполитой Эдвардом Рыдз-Смиглым. Из Коломыи, в которой, говоря словами Дариуша Балишевского, маршалу окончательно «стала понятной драматическая реальность», польский главком выехал в сторону пограничного перехода через реку Черемош, ведущего на румынскую сторону. Однако на мосту его автомобилю неожиданно преградил путь главный квартирмейстер правительства полковник Людвик Боцяньский, знакомый и самому главнокомандующему польского войска. Маршал вышел из авто и спросил, в чем дело. «Речь идет о чести армии», — ответил полковник. Вместо ответа Рыдз-Смиглы твердой рукой отодвинул Боцяньского с дороги. Тогда полковник вытащил пистолет и выстрелил… себе в грудь. После минутной растерянности главком приказал положить тело офицера в одну из машин и двигаться через Черемош. Уже в Румынии оказалось, что Боцяньский жив — пуля прошла рядом с сердцем. В дальнейшем их судьба сложилась так, что Людвиг Боцяньский прожил еще 31 год, а Эдвард Рыдз-Смиглы — только два. Как пишет польский историк Владислав Побуг-Малиновский, президент Польши Игнацы Мосьцицкий был сильно удивлен, увидев маршала на румынской территории, ибо буквально накануне тот уверял его, что останется с армией. Тягостное впечатление поступок главнокомандующего произвел и на польских офицеров. Раздавались голоса с требованиями расстрелять Рыдз-Смиглого, потому довольно часто менялось место его обитания в Румынии. Затем он перебрался в Венгрию. Польская журналистка Марта Тыхманович одну из своих публикаций на эту тему с горькой иронией назвала вполне однозначно: «Бравурное бегство командующего борющейся Польши».