Сорвавшийся союз. Берлин и Варшава против СССР. 1934–1939

Справедливости ради надо сказать, что подобным образом поступали далеко не все в польской армии. Начавшаяся 9 сентября «Битва на Бзуре» длилась почти две недели. В ней с обеих сторон участвовало ней почти три десятка дивизий и бригад. Упорное польское сопротивление в некоторых регионах Речи Посполитой все-таки поломало кое-какие планы нацистского фюрера, который полагал, что «польская кампания могла бы закончиться в течение одной недели». По одному из утверждений того же Рольф-Дитер Мюллера, фюрер надеялся, что «если бы польская армия капитулировала после непродолжительного сопротивления, то в условиях пассивности или нейтралитета Запада Гитлер был бы в состоянии оккупировать всю территорию Польши и получить тем самым благоприятную возможность для стратегического развертывания против СССР». Кроме того, он рассчитывал и на создание в Польше нового правительства, с которым мог бы заключить «договор о сотрудничестве, как это стало возможным спустя девять месяцев с правительством маршала Петена в побежденной Франции». Из сказанного Рольфом-Дитером Мюллером вытекает, что при таком стечении обстоятельств оккупация всех входивших во вторую Речь Посполитую территорий приобрела бы юридически оформленный характер, а это стало бы весьма важным нюансом для Гитлера. При подобном развитии событий, иронизирует немецкий историк, «что могла значить для него пустая бумажка договора с этим «чертовым» Сталиным!» Как развивалась бы ситуация дальше, нынче можно только гадать.

Теперь в Европе часто повторяются слова Молотова, заявившего послу Гжибовскому, что Польша является уродливым детищем Версальского мира, что она к 17 сентября 1939 года перестала существовать. Однако и здесь тогдашнему главе советского правительства было с кого брать пример. Уточним два момента. Во-первых, Молотов продублировал то, что маршал Пилсудский в свое время именно так говорил о Чехословакии. Во-вторых, еще в 1936 году, отвечая на вопрос, почему Польша не сочла нужным выступить в защиту Эфиопии, подвергшейся итальянской оккупации, министр Бек отрезал, что такого государства больше нет. Повторяя подобного рода словесные обороты, советский нарком фактически давал понять польским политикам, что они напоролись на то, за что сами боролись, что падение их страны является результатом их собственных усилий. Притом весьма быстрым результатом, ведь в самом деле ни в Европе, ни в Советском Союзе «никто не мог думать, что Польское государство обнаружит такое бессилие и такой быстрый развал». По сути, В.М. Молотов подводил Вацлава Гжибовского к выводу Ллойд Джорджа, который тогда же сказал, что «Польша заслужила свою судьбу».

Отмечены были те дни и двумя жестами, сделанными главой нацистского Рейха. Как раз 6 сентября, в тот день, когда польский главком покидал Варшаву, немецкий вермахт занял Краков — древнюю столицу Польши, усыпальницу ее королей и других знаменитых поляков, включая выдающихся поэтов Адама Мицкевича и Юлиуша Словацкого. Современный польский германист Войцех Вихерт в своей публикации «Гитлер о Пилсудском: «Воспитатель народа» напоминает, что в первый же день оккупации Кракова «по приказу Гитлера германский командующий генерал Вернер Кёнитц отправился в бывший королевский замок на Вавель и возложил венок к гробу маршала Пилсудского в крипте под башней Серебряных колоколов. Затем перед криптой был выставлен немецкий почетный караул».

Но было и еще кое-что. Уже в Варшаве. После взятия польской столицы и принятия триумфального парада на Алеях Уяздовских — на главной улице в Варшаве — 5 октября 1939 года единственным местом, которое глава Третьего рейха возжелал посетить, стал Бельведер, бывший резиденцией Пилсудского при жизни маршала. У входа в дворец был выставлен почетный караул немецких солдат. В специальном коммюнике для прессы по этому поводу, процитированном Войцехом Вихертом, говорилось, что фюрер «задержался в кабинете великого умершего, который принес своему народу тот мир, который люди, присвоившие власть после него, так позорно проиграли». По мнению Войцеха Вихерта, всеми это было интерпретировано как отдание чести памяти польского маршала. Примечательным в этом же смысле стало и то, пишет этот автор, что после гитлеровской оккупации, несмотря на удаление «всяких знаков польскости или национальных символов, портреты Пилсудского в школах и публичных местах были оставлены». Похоже, Гитлер искренне верил, следуют далее слова Войцеха Вихерта, что если бы жив был Пилсудский, «не дошло бы до конфликта с Польшей», которая, наоборот, могла быть «привлечена к антибольшевистскому крестовому походу».