Сорвавшийся союз. Берлин и Варшава против СССР. 1934–1939

Отношение маршала к бывшему адъютанту и в дальнейшем ни на йoту не изменилось в худшую сторону, он находился рядом с ним и в самые последние минуты жизни Начальника. Популярность генерала в самом деле была настолько велика, что президент Польши Игнацы Мосьцицкий 25 сентября 1939 года после интернирования в Румынии именно ему, исполнявшему в то время обязанности посла Речи Посполитой в Италии, решил было вручить полномочия главы государства. Однако Болеслав Венява-Длугошовский значился главным польским руководителем лишь пять дней, потому что 29 сентября, пока он ехал из Рима в Париж для принятия президентского портфеля, передача власти именно ему была отменена, на чем настояли Франция и Англия, особенно Франция, а также польские политики антипилсудсковской ориентации, в частности, генерал Владислав Сикорский, пользовавшийся особым расположением на парижском властном олимпе и вскоре ставший главой польского эмиграционного правительства. Но это было потом, а в 1933 году в Париже, кончено же, знали, что прибывший вдруг из Варшавы Венява-Длугошовский является весьма и весьма доверенным человеком главного польского руководителя, а подобное обстоятельство лишь подчеркивало важность того, что он должен передать от имени маршала Пилсудского, официально прибывшего в город на Сене «как бы проветриться».

Конечно же, и сам Пилсудский полагал, что приезд в Париж такого посланника подчеркнет, кто является главным автором привезенной идеи, а это должно было побудить французские власти отнестись к ней с особым вниманием. Военный атташе польского посольства во Франции и одновременно высокопоставленный офицер занимавшегося разведкой Отдела II Генерального штаба Войска Польского Ян Боцяньский «в своих записках, посвященных именно возможной превентивной войне, которые хранятся в Институте Пилсудского в Лондоне, не высказал ни малейшего сомнения в действительном характере миссии Венявы». Посол Польши Альфред Хлаповский «организовал ему встречи с высокопоставленными людьми Франции и генералитетом». Они были частыми, потому «между Варшавой и Парижем тогда летали многочисленные зашифрованные депеши, притом настолько тайные, что ключ к ним имел только посол». Однако, по словам Боцяньского, процитированным Дариушем Балишевским, «миссия Венявы завершилась фиаско».

Почему польское предложение не было принято? Многие аспекты французского несогласия в исторической литературе обозначены. Во-первых, европейской общественностью такой удар был бы назван агрессией против страны, которая тогда еще являлась членом Лиги Наций. Во-вторых, всем было известно, что Гитлер пришел к власти в Германии в результате демократических выборов. В-третьих, еще свежей оставалась в памяти та великая война, закончившаяся каких-то полтора десятка лет назад со страшными для Франции потерями. Мир был хлипок, а Париж не желал то зыбкое спокойствие нарушать, дабы не остаться в истории инициатором новой большой бойни. Не хотел он ее и еще по одной причине, сугубо французской, сугубо армейской и весьма чувствительной именно в военном смысле. Вот что на сей счет 19 мая 1933 года доносил министру иностранных дел Великобритании Джону Саймону английский военный атташе в Париже полковник Гейвуд, копия записки которого хранится в Российском государственном военном архиве. Полковник «лично вынес такое впечатление, что французы сильно настроены против того, чтобы предпринять какие-либо действия военного характера против Германии». Суть дела заключалась в том, что «военные части метрополии (Франции. — Я.А.) состоят в настоящее время почти исключительно из призывников, коих половина служит не более семи месяцев, а другая половина состоит из совсем молодых призывников без всякого опыта, которые служат в армии около месяца и которые ни в коем случае не могут быть использованы для проведения такой операции». В генералитете Франции преобладало мнение, подчеркивал британский атташе, что «военные санкции могли быть применены только в крайнем случае», поскольку такая операция «могла бы повлечь за собой войну», к которой, как уже отмечалось, его страна не готова.