Сорвавшийся союз. Берлин и Варшава против СССР. 1934–1939

Был на фоне берлинской встречи и еще один примечательный нюанс, который опять же не представляется возможным оставить без упоминания. В тот самый день, когда Гитлер принимал Высоцкого, «Kurjer Warszawski» в шестистрочной заметке под заголовком «Советский посол у марш. Пилсудского» сообщил своим читателям, что «вчера состоялась давно ожидаемая политическая сенсация — визит советского посла в Варшаве мин. Антонова-Овсеенко к маршалу Пилсудскому. Маршал Пилсудский принял мин. Овсеенко (так в тексте. — Я.А.) в присутствии министра иностранных дел Бека». Послов и посланников, поясним по этому поводу, тогда официально именовали и министрами, чтобы подчеркнуть должностной вес людей подобного ранга. Заметка была помещена на десятой странице «Kurjerа…», однако не исключено, что в ней содержался адресованный немцам специальный намек на возможность усиления варшавского контакта с восточным соседом, что могло напугать Берлин. В то же время это мог быть и посыл советской стороне, мол, не беспокойтесь, мы от вас не намерены отворачиваться, если произойдет сближение с Германией. В любом случае момент, связанный с визитом Антонова-Овсеенко к маршалу Пилсудскому, является важным. В политике столь высокого ранга ничто не происходит «просто так». Вскоре польская сторона начнет твердить о своем желании проводить «равноудаленную политику» в своих отношениях с Москвой и Берлином. В том же номере за 4 мая есть еще один намек на подобного рода двусторонность. Чуть ниже сообщения о приеме посла Высоцкого канцлером Гитлером корреспондент «Kurjerа…» в Лондоне в заметке под названием «Российские закупки в Польше» ставил в известность, что в британских сферах, «заинтересованных в торговле с Россией, большое впечатление произвело известие о приезде в Варшаву советской торговой миссии. Этот приезд связывается здесь со срывом торговых отношений Англии с Советами и видится в нем довод, что Советы намерены заменить Англию Польшей в качестве источника закупок».

В этом контексте нельзя не отметить, что в те дни поводы для заявлений о «двусторонности» польской политики давали как Берлин, так и Москва. В вечернем уже выпуске «Kurjerа…» за 4 мая 1933 года свою статью «Восток и Запад» известный публицист, политик, депутат польского сейма Станислав Строньский начал со слов, что с востока и запада в Варшаву приходят новости, «дышащие непривычно богатым содержанием». За этим утверждением последовало соответствующее перечисление доводов: 1 мая маршал Пилсудский принял советского посла Владимира Антонова-Овсеенко, 2 мая Гитлер беседовал с польским послом Альфредом Высоцким, 3 мая на большой прием к польскому послу в СССР Юлиушу Лукасевичу по поводу 142‑й годовщины принятия конституции первой Речи Посполитой «прибыли весьма многочисленные представители советских властей и Красной армии», в числе которых были нарком иностранных дел СССР М.М. Литвинов, инспектор кавалерии Красной армии знаменитый полководец С.М. Буденный, известный советский писатель Борис Пильняк, заведующий бюро международной информации ЦК ВКП(б) Карл Радек, имевший выход непосредственного на главного руководителя в Советском Союзе И.В. Сталина, а 4 мая на улице Вержбовой в Варшаве состоялась беседа германского посла Ганса фон Мольтке с польским министром иностранных дел Юзефом Беком. Далее в статье следовало пояснение, что «Польша не мыслит о добычах за своей нынешней восточной границей». Со своей стороны, «Советская Россия нуждается в мире на этой границе как с точки зрения перестройки своей экономики, рассчитанной на многие годы, так и по причине разного рода неуверенности на иных растянувшихся границах». Давно известно также, что «есть большие возможности для плодотворных хозяйственных контактов» между Польшей и СССР.

Из Берлина тоже пришли сообщения о взаимном «намерении твердо держаться на почве обязывающих договоров, а также о стремлении решать вопросы спокойно, беспристрастно», отмечал Станислав Строньский. В то же время некоторые из них «содержат элементы неожиданности». Однако неожиданность в том, что касается отношений с немцами, появилась «не с польской стороны», подчеркнул автор. Ведь «к штурвалу в Германии пришел человек, который двенадцать лет в качестве одного из главных лозунгов выдвигал то, что он не признает мирных договоров, оглашал необходимость их преодоления и освобождения от содержащихся в них обязанностей». В течение трех месяцев после назначения Гитлера канцлером казалось, что приведенные лозунги «не останутся пустым словом, особенно в том, что касалось Польши». Напряжение возросло до той степени, что уже «становилось душно», во всем мире «все шире распространялась мысль о близкой возможности вспышки войны между Германией и Польшей». Потому «начало бесед в Берлине, миролюбивые заявления канцлера Гитлера указывают», сделал вывод публицист и политик, что «с обеих сторон, Москва — Варшава и Берлин — Варшава появился живой свет, который побудит мир посмотреть в этом направлении и укажет на миролюбивую политику Польши».