Сорвавшийся союз. Берлин и Варшава против СССР. 1934–1939

Рассекреченные в России материалы, относящиеся к тем самым годам, свидетельствуют, что Карл Радек приезжал в Варшаву с вполне определенной целью, потому направил в Москву два отчета, адресованные непосредственно И.В. Сталину. Первый — 12 июля, второй — 21 июля 1933 года. Оба начинаются словами «Дорогой т. СТАЛИН!». О том, что советский руководитель допускал возможность сделать маршала Пилсудского командующим двумя армиями в войне с нацистской уже Германией, в них тоже нет ни слова. Есть другое. Во время встреч Карла Радека с Болеславом Медзиньским, Юзефом Беком, Эдвардом Рыдз-Смиглым в самом деле обсуждались варианты укрепления польско-советских союзных связей, включая военные. К примеру, где, по какому немецкому флангу нанесет удар Польша, если Германия высадит морской десант на советской территории поблизости Ленинграда, поскольку сухопутной границы с СССР у Рейха не было. Последующие события показали, что высокопоставленные поляки смотрели на Радека как на субъект для развешивания «союзнической лапши». Да и решения, с кем дружить, а с кем словесно пикироваться, тем паче воевать, принимали не они, а Пилсудский и никто другой. Вот он однажды и сказал тому же Медзиньскому, что уже «достаточно торговать с Россией, сами стали товаром». Процитированной фразой польский маршал давал понять исполнителям своей политики, что позиция Речи Посполитой в данной ситуации очень важна для соседей как с Востока, так и с Запада, потому продать ее следует как можно дороже, притом обеим сторонам. Не исключено, что в основе такого подхода к Востоку и Западу лежал тот же принцип, который был сказан и Франции: не Польша должна нуждаться в Париже, а Париж в Польше. В данной политической оказии в ней обязаны были нуждаться как Москва, так и Берлин.

После реплики, касающейся обещания Карела Радека, брошенной министру иностранных дел Юзефу Беку на совещании 5 ноября, Юзеф Пилсудский «обратился к Беку со словами: «Так что — попробуем?» И сразу же выяснилось, что «попробовать» он решил с Берлином. Дело в том, что выход Германии из Лиги Наций весьма насторожил Варшаву. Как пояснил Кшиштоф Рак в своей публикации под заголовком «Гитлер предлагает Пилсудскому пакт о неагрессии», маршал до этого полагал, что «безопасность Польши основывалась на двух элементах: двусторонних отношениях с Берлином и обязательном членстве Германии в Лиге Наций». Лига Наций должна была влиять и влияла бы на действия немецких властей, но «после того, как Германия вышла из Лиги, второй элемент прекратил свое существование, и, таким образом, безопасность Польши была фактически снижена». Потому Пилсудский сначала пожелал «лояльно спросить канцлера», не видит ли тот «возможности компенсировать потерю этого фактора безопасности в польско-германских отношениях», прежде чем Варшава примет собственное решение о «шагах по укреплению безопасности» для Польши. Кшиштоф Рак уточняет также, что «выслушав инструкции, Липский спросил, как реагировать, если Гитлер предложит пакт о ненападении». Маршал Пилсудский сразу же сказал, что «к этому следует отнестись серьезно». Послу Юзефу Липскому было дано поручение передать канцлеру слова польского маршала, что когда «с приходом нацистов к власти в Германии повсеместно ожидались большие вооруженные конфликты», когда многие государства увеличили свои армии, то он — Пилсудский — «не поддался таким настроениям, вызванным прессой и пропагандой», потому не предпринял «никаких решений оборонного характера». И, оказалось, не ошибся, так как «польско-германские отношения, благодаря личности канцлера, проявили признаки улучшения».

По прибытии в Берлин Юзеф Липский попросил о «срочной аудиенции у Адольфа Гитлера», и тот его сразу же принял. Во время встречи, состоявшейся 15 ноября 1933 года, посол пояснил канцлеру случившуюся паузу тем, что после выхода Германии из Лиги Наций Юзеф Пилсудский был «вынужден взвешивать ситуацию как личность, отвечающая за безопасность своей страны». В создавшихся условиях, сообщил он, польский маршал «не желает утяжелять атмосферу между двумя странами введением в жизнь распоряжений, укрепляющих безопасность Польши», затем изложил Гитлеру сформулированный своим Начальником вопрос о «возможности выравнивания в непосредственных польско-германских отношениях».