Сорвавшийся союз. Берлин и Варшава против СССР. 1934–1939

Ответ Гитлера был длинным. Как отмечает Кшиштоф Рак, цитируя Юзефа Липского в своей книге «Пилсудский между Сталином и Гитлером», нацистский фюрер подчеркнул, что считается с Польшей «как реальностью, в которой ничего нельзя изменить или отменить», что «возможно, это была ошибка предыдущих правительств, которые недостаточно понимали эту реальность». Он не стал отрицать, что положения Версальского договора о немецко-польской границе являются проблемой в двусторонних отношениях, но выразил надежду, что «когда-нибудь в будущем», в атмосфере дружбы, эти вопросы можно будет решить «компенсационным путем». Затем он сосредоточился на главном для него на тот момент: размышлениях о восточном вопросе и роли в нем Польши. При этом Гитлер отверг войну, ибо «всякая война лишь принесла бы в Европу коммунизм, который представляет собой самую грозную опасность и с которой он борется». Отдельно продекларировав «желание создания хороших контактов с Польшей», а также, намекая «на польские планы превентивной войны», специально добавил, что «войны никогда ничего не давали, кроме разрушений». После этого, зная, с кем имеет дело, нажал на наиболее чувствительную точку в самолюбии польских политиков вне зависимости от их партийной принадлежности, заявив, что «Польша является оплотом (Vorposten) со стороны Азии», в таком случае «разрушение Польши было бы несчастьем для тех стран, которые таким образом сблизились бы с Азией». Более того, Гитлер в той своей тираде даже возвысил Речь Посполитую, отметив, что другие страны тоже «должны понимать важность Польши как бастиона». В завершение своего выступления, обратившись к инициативе польского маршала и постоянно выделяя «момент желания хороших отношений с Польшей», а также внушая Липскому, что «все агрессивные моменты чужды его политике», Гитлер перешел к тому самому главному, что посол потом «представил на имя господина маршала Пилсудского». Поблагодарив польского руководителя за ориентацию на «укрепление безопасности в польско-германских отношениях в связи с некоторым ослаблением этого чувства, вызванным выходом Германии из Лиги», подчеркнув, что «по его мнению, из польско-германских отношений прежде всего следует исключить идею возможности войны», Гитлер заявил, что такое исключение «можно было бы облечь в договорную форму». В заключение, вспоминал потом Юзеф Липский, он попросил посла «довести эту мысль канцлера до сведения маршала в ответ на его запрос». Один из переводчиков Гитлера впоследствии вспоминал, что после беседы с Юзефом Липским фюрер нацистов пустился в пляс.

Назавтра «Kurjer Warszawski» в своем утреннем выпуске в сообщении под заголовком «Польский посол у канцлера Гитлера» после уточнения, что в той беседе принимал участие и министр иностранных дел Германии Константин фон Нейрат, назвал моменты, которым, как вскоре оказалось, предстояло, стать главными в будущей двусторонней декларации. Суть их состояла в том, что стороны отныне намерены урегулировать все вопросы, касающиеся обеих стран, путем прямых переговоров между двумя государствами и без какого-либо обращения к силе. Польское телеграфное агентство тоже подчеркнуло некоторые значимые нюансы, свидетельствующие о важности состоявшейся встречи и беседы. Первый — несмотря на позднее время, весть о встрече молниеносно разлетелась по Берлину. Второй — наиболее тиражный в германской столице ежедневник «Berliner Boersen Kurrier» поместил информацию об этом на самом видном месте, выделив ее жирным шрифтом.

В вечернем выпуске этой варшавской газеты появилась уже куда более обширная публикация, в которой были расставлены дополнительные акценты. В частности, отмечалось, что непосредственные польско-германские переговоры затронут все проблемы, касающиеся двух государств, а также то, что в последнее время «пан Гитлер в своих выступлениях о заграничной политике спокойно говорил об отношениях с Польшей». Отозвался на это событие и предыдущий польский посол в Германии, представляющий Речь Посполитую уже в Италии: «Пан Высоцкий тоже вынес впечатление, что теперь на Вильгельмштрассе можно найти людей, умеющих трактовать дела беспристрастно». В целом, по его мнению, «если речь идет о слове и деле, то 1933 год был несколько лучше предыдущих». Нынче поле для польско-германских переговоров, особенно «касающихся исключительно обоих контрагентов, является обширным и плодородным».