Сорвавшийся союз. Берлин и Варшава против СССР. 1934–1939

Все те дни советская сторона воздерживалась от комментариев случившегося в Польше поворота, хотя реакция Москвы, конечно же, Европу интересовала. Пока на основании выступлений И.В. Сталина, публикаций в «Правде» и «Известиях», которые тогда были главными газетами в СССР, в европейской прессе, особенно немецкой, получил хождение тезис, что польско-германское соглашение стало для Советского Союза неприятной неожиданностью с неясными последствиями, потому она, демонстрируя оптимизм, пока откликалась на него лишь как на возможный повод «для укрепления европейского мира». Мол, началось же примирение между изрядно враждовавшими до этого государствами. Похоже, установку пока именно так реагировать на задаваемые вопросы о подписанной в Берлине декларации, меняющей отношения между Германией и Речью Посполитой, Наркомат иностранных дел СССР дал и своим зарубежным представительствам. Подтверждением тому является шифротелеграмма, которую полпред СССР в Польше В.А. Антонов-Овсеенко направил своему начальству 2 февраля 1934 года. Она начинается с уведомления, как он ответил на вопрос японского посланника о той самой декларации. Сказал же он, что «мы рады польско-германскому примирению, так как оно разгружает нас от заботы на «западе». Нетрудно заметить, что в приведенных словах советского полпреда на самом деле содержалось прежде всего предостережение представителю Страны восходящего солнца, из которого вытекало, что отныне СССР сможет больше политического внимания и военных усилий уделить проблемам на Дальнем Востоке, где все более шумно вел себя японский империализм.

Но есть в шифротелеграмме В.А. Антонова-Овсеенко и более важная информация. На сей раз о выводах, сделанных советским полпредом после беседы с Жюлем Лярошем — французским послом в Польше. Одним из них является суждение французского дипломата о снижении доверия Варшаве со стороны Парижа. Несмотря на то, что маршал Пилсудский лично убеждал Ляроша в «сохранности договора с Францией», посол Франции все-таки «полагает, что Польша морально связала себя с политикой Германии». Уверенности в этом добавило Лярошу и заявление Пилсудского «о свободе рук Польши в отношении Австрии». Мол, в этом на Париж оглядываться в Варшаве больше не намерены. К тому же ряду относились и слова посла, касающиеся бурной анти-чехословацкой кампании в польской прессе, которую Лярош объяснил тем, что польский маршал «всегда мечтал об общей границе с Венгрией», для чего следовало изрядно потеснить Чехословакию, отделявшую Речь Посполитую от мадьярского государства. Значит, отношения Варшавы с Прагой накалялись еще сильнее. Шифротелеграмма В.А. Антонова-Овсеенко из польской столицы была снабжена грифом «Совершенно секретно» и, как следует из специальных пометок на ней, срочно передана генеральному секретарю ЦК ВКП(б) И.В. Сталину, а заодно и Председателю Совета народных комиссаров СССР — так тогда называлось правительство — В.М. Молотову, народному комиссару — министру — по военным и морским делам К.Е. Ворошилову, руководителю структур государственной безопасности В.Р. Менжинскому, народному комиссару иностранных дел СССР М.М. Литвинову.