Сорвавшийся союз. Берлин и Варшава против СССР. 1934–1939

В тот же день — 1 февраля 1934 года — «Kurjer Warszawski» на второй странице своего утреннего выпуска в заметке под заголовком «Дипломатический завтрак» поместил и сообщение ПТА, что накануне «польский посол в Берлине министр Липский» провел специальный завтрак «для представителей Рейха по случаю подписания польско-германской декларации о ненападении от 26 т. м». В завтраке, суть которого, конечно же, состояла не в утолении физического голода собравшихся за столом в польском посольстве, «приняли участие министр иностранных дел Рейха фон Нейрат, министр Рейха и премьер Пруссии Геринг, министр продовольствия Дарре, государственный секретарь в управлении канцелярии Ламмерс, а также государственный секретарь в Министерстве иностранных дел фон Белов. Кроме того присутствовали генерал-майор фон Райхенау, директора департаментов Министерства иностранных дел, а также высшие официальные лица других министерств». Прозвучали в ходе завтрака слова высокого политического звучания. В частности, «посол Липский выступил с речью, которую завершил тостом в честь президента Рейха Гинденбурга и канцлера Гитлера. С ответной речью выступил министр иностранных дел Рейха фон Нейрат и произнес тост в честь президента РП Мосьцицкого и маршала Пилсудского».

Об этом не худо вспомнить постольку, поскольку в наши дни в публикациях о предвоенных временах нередко встречаются утверждения, что после заключения советского-германского договора о ненападении в августе 1939 года — последнего, кстати, в ряду пактов такого рода — главный человек в СССР генеральный секретарь ЦК Всесоюзной Коммунистической партии большевиков И.В. Сталин на ужине, последовавшем после подписания, предлагал поднять бокалы за здоровье Гитлера. Однако В.М. Молотов, от имени которого как председателя советского правительства был дан тот ужин в честь специально приехавшего в Москву для заключения двустороннего соглашения министра иностранных дел Германии Иоахима фон Риббентропа, уточнял, что это он, а не И.В. Сталин произносил тост «за Гитлера как руководителя Германии». В беседах с писателем Феликсом Чуевым свой поступок Вячеслав Михайлович пояснял очень просто: «Они поднимали тост за Сталина, я — за Гитлера. В узком кругу. Это же дипломатия». Присутствовал на том обеде и И.В. Сталин. Он тоже произносил тост. Но совершенно иного рода. Когда В.М. Молотов предоставил ему слово, тот предложил выпить «за нашего наркома путей сообщения Лазаря Кагановича», который сидел, «через кресло от фашистского министра иностранных дел». Тому же Феликсу Чуеву потом и Л.М. Каганович сказал: «Риббентропу пришлось выпить за меня!». Подробнее об этом можно прочитать в книге Ф.И. Чуева «140 бесед с Молотовым».

Почему вдруг Сталин совершил подобный «поворот» в сторону Кагановича? Руководитель такого ранга никогда и ничего не должен говорить просто так, а Сталин уже имел за плечами два десятка лет пребывания на весьма высоких постах, к числу малоопытных политиков его не относил никто в целом мире. Если быть на все сто процентов точным, то нужно сказать, что Л.М. Каганович на тот момент являлся не только наркомом путей сообщения, но и первым заместителем председателя Совнаркома СССР — того же В.М. Молотова, а также членом Политбюро ЦК ВКП(б), даже замещал Сталина по партийной линии во время отпусков генсека. Несомненно, Лазарь Каганович был весьма важным человеком в сталинском окружении. Однако подразумевалось, скорее всего, и то, что Л.М. Каганович был евреем, а в Третьем рейхе уже почти год шли массовые еврейские погромы. Высший советский руководитель, логично предположить, недвусмысленно давал понять, что, подписывая с Германией договор о ненападении, СССР преследовал сугубо свой — оборонный — смысл и интерес, нацистские же устремления, доминировавшие в Третьем рейхе, коммунистический вождь отвергал. Если же вспоминать об истории тостов за здоровье Гитлера, даже если говорить о них как дипломатических формальностях, то все-таки впервые они прозвучали из польских уст.