Сосед по парте

Объяснение с Мартой я перенес очень тяжело, был сам не свой несколько дней. Надо сказать, Градов, несмотря на свою жесткость и прямоту, меня не трогал, и свои правила «общежития» объявил, когда я немного устаканился. Сказал, что главное всегда быть на связи и заранее говорить, что планируешь на следующий день.

Каждое утро мы выходили из дому вместе: я поворачивал налево — в школу, он направо — к троллейбусу. Уезжал куда-то в город, где, по его словам, нашел временную работу, и возвращался к шести.

В тот вечер, когда мы в третий раз за день ели яичницу, Градов сказал:

— Пора заканчивать с этой петушиной диетой. Что ты умеешь готовить?

— Варить картошку и макароны.

— Уже хорошо. Сегодня нам привезут пиццу, а завтра сварим борщ и гречневую кашу. Вот здесь — он выдвинул кухонный ящик, я кладу деньги на текущие расходы. Завтра по дороге из школы купишь себе всякие «чудо-йогурты» и другую молочную ерунду дня на три. И хлеб. На школьные обеды деньги нужны?

— Нет, у нас карточки.

После уроков мы немного побесились, изображая канатоходцев на заборчике за школой. Разыгрывали первенство между 7-б (нашим) и 7-в: я и Шишкарев против трех «вэшек». Я свалился третьим. А Шишкарев удержался до конца. Второе место досталось Витьке Мозговому из «вэ». Все было честно, но Витька страшный бузотер, и он стал орать, что Шишкарев кого-то задел рукой и потому на его победу нужно забить. И тут начался дурдом Ромашка! Девицы из «вэ» стали визжать и требовать, чтобы все начать заново. Я выбыл из строя, потому что упал не на газон, а на плитки, и расшиб колено. Шишкареву бодаться с «вэшками» одному не хотелось, поэтому он сказал: «Народ, без обид! Всем досвидос!». И мы свалили.

Как уговаривались, я позвонил из дому Градову, включил комп, решил, пока один, порубиться и заигрался.

* * *

Очнулся, когда услышал, как в коридоре хлопнула дверь. Он пришел, как обещал, в шесть, принес в объемистых пакетах продукты и сказал, что мы будем готовить борщ. Разделся, закатал рукава, вымыл руки и выложил в раковину какой-то силос. Потом нашел большую кастрюлю, загрузил туда кусище мяса, залил водой, поставил на огонь. Я стоял рядом, наблюдал.

— Хлеб купил?

А я только сейчас об этом вспомнил.

— Нет.

— Тогда давай за ним побыстрей.

— Поздно уже!

— Магазин через улицу!

— Там хлеб всегда черствый.

— Завтра купишь себе, какой нравится, а мне и черствый сгодится, только возьми черный, ржаной.

Я поплелся в коридор, натянул куртку.

— Деньги не забыл?

Возвратился, взял деньги.

Когда принес пол кирпича окаменелого хлеба, Градов бодро рубил на разделочной доске капусту.

— Ты сказал, что умеешь варить картошку. Возьми три-четыре, разрежь на четыре части и брось в кастрюлю.

— Но я же не умею варить борщ!

— Если умеешь варить картошку — технология та же.

Чистишь, моешь, режешь и бросаешь в воду, бульон, суп…

Градов оторвался о доски и выжидающе посмотрел на меня.

Я пожал плечами и полез в ящик за картошкой. Она была вся в земле и разная по размеру. Я подумал, что если за Солнце принять мяч, то можно выстроить парад всех восьми планет в соответствии с их размером.

— Никита, — окликнул меня Градов — Поскорей давай.

Я вздохнул, вытащил сетку с картошкой, уселся на табуретку и взялся за ножик. Но потом задумался, а куда очистки бросать? Градов взглянул на меня и без слов поставил рядом с пакетом ведро для мусора. Я с грехом пополам очистил Юпитер и стал искать глазами, куда бы его положить. Дотянулся до блюдца. Потом пришла очередь Сатурна, но ему на блюдце не хватило места. Пришлось встать и взять с сушилки тарелку. Градов ничего не сказал, только головой помотал. Я выбрал Уран и Землю и решил, что этого хватит. Пошел отмывать планеты под краном. Разрезал на тарелке и спросил:

— Так?

— Бросай в кастрюлю!

Я наклонил тарелку, и брызги кипятка полетели мне в лицо! Не успел я осмыслить происходящее, как услышал телефонный звонок и, утираясь, побежал в комнату. Звонила мама. Голос у нее был повышенно жизнерадостный. Она сказала, что в больнице стало теплее, соседки у нее прекрасные, а врач Гия очень внимательный. Потом пошли вопросы! Что я ел, что надел и все в таком роде. После меня трубку взял Градов и сказал, поворачиваясь в мою сторону: «Иди на кухню и прикрути горелку, не надо, чтобы сильно кипело». Я вышел, а он за мной дверь прикрыл, так что слов я разобрать не мог, но понял, что теперь Градов вопросы задает, а мама отвечает.

Борщ сварился к восьми. Первые ложки с чем-то помидорно-свекольным я подносил ко рту с осторожностью. По виду похоже на то, что варила мама, а там кто его знает. Но потом разошелся и в один миг вычерпал до дна полную тарелку. И не только потому, что был голодный. И вот, наверное, от чувства сытости я расслабился, и, как обычно при маме, произнес наше шуточное семейное четверостишие:

«Наклонившись над тарелкой, гномики сопят,
Отвалившись от тарелки, гномики храпят».