Читаем Соседи полностью

— Это точно! — рассмеялся Андрей, отставляя бутылку. — Типичный Пискун. У него любой материал начинается с «Борясь за…».

Мишка нетерпеливо облизнул губы и поднял полный стакан.

— Ну, покончим с пьянством, как сказал критик Шпирт.

Не дожидаясь, он залпом осушил стакан и удовлетворенно смежил заблестевшие глаза.

Поставив стакан, Мишка отодвинулся от столика и полез за папиросами. Вне редакции, не за работой, он был удивительно усидчив.

— Вчера вечером, — сказал он Андрею, — Пискун поднял шум из-за твоего отчета. Потребовал снять концовку. Выпадает, говорит, из стиля.

— Ну и… — насторожился Андрей.

— Чепуха! — Мишка, борясь с икотой, потер горло, поморщился. — Надо же быть круглым дураком.

— Знаток стиля! — возмущенно фыркнул Андрей, вспоминая вылощенного Пискуна. Как-то на днях, встретив Андрея в редакционном коридоре, вечно озабоченный заместитель редактора суховато поинтересовался причиной ничегонеделания. «Думаю вот, Павел Петрович. Одна штука не вытанцовывается», — пожаловался Андрей. «Работать, работать надо, молодой человек! — по-начальственному назидательно и строго проговорил Пискун. — Думать потом будете…»

Павел, барабаня пальцами по столу, поглядывал на часы — Лина опаздывала. Они договорились встретиться сегодня вчетвером и вместе провести воскресный день. Павел сидел за столом отчужденный, словно посторонний, и маленькими глотками прихлебывал из стакана.

Мишка взял бутылку и налил себе сам.

— Я помню, попалась как-то Пискуну строка из стихотворения… Вы должны знать, откуда это, — обратился он к Виктору. — «С Капитолийской высоты…» Да, кажется, так.

— Ну, ну, — небрежно кивнул Виктор. — Тютчев. «Цицерон».

— Так Пискун эту строку выправил по-своему: «С капитализма высоты».

— Действительно! — усмехнулся Виктор.

— Так только ли это! — продолжал Мишка. Забавными рассказами он как бы вносил свою долю в застольную складчину. — Тебе, Андрей, еще не приходилось слышать о его перлах? Ну, это же классика! «Колхозники удовлетворяют свои потребности за счет коров, коз и других животных». Или вот: «Все дороги ведут, как известно, к коммунизму, а поэтому их надо поддерживать в проезжем состоянии». Цитата из передовой.

— Ну, Андрей, — рассмеялся Павел, — я гляжу, и работнички у вас!

— Ничего не поделаешь… — Мишка искал по карманам затерявшийся коробок спичек. Папироса его потухла — они у него постоянно тухли, даже не за работой. — Ничего не поделаешь. Обычно в таких редакциях, как наша, всегда железный подбор кадров. Это или неудачники, или же погорельцы.

— Погорельцы? — заинтересовался Виктор. — А что это такое?

— Погорельцы-то? Как вам сказать… Это люди, погоревшие на чем-нибудь.

Виктор кивнул. Потом — простодушно:

— Простите, а вы… тоже погорелец?

— Разумеется, — с непонятным удовольствием ответил Мишка.

— И на чем же… если не секрет?

Мишка загадочно усмехнулся:

— Попытался организовать хор глухонемых. Или что-то в этом роде.

Андрей рассмеялся. Виктор обиженно откинулся на спинку стула. Ему стало неловко за свои простодушные расспросы. Он понял, что Нечитайло ничего не расскажет.

Наступило молчание.

— Почему же никто не пьет? — спросил Нечитайло. — Скучно? А что, если я предложу один грузинский тост? Не слышали?

— Подожди, — поспешил вмешаться Андрей. — Скажи, как ты относишься к тому, что из отчета убрали выступление инженера Иванцова?

— Иванцова? — Мишка поставил стакан и задумался. — Видишь ли, старик, здесь, мне кажется, Пискун настоял правильно. Вернее, он обязан был это сделать. Понимаешь? Исходя из всего. — И Мишка сделал какой-то замысловатый, как бы обобщающий жест рукой.

— Странно. Обязан был… Человек выступил. Кто нам дал право затыкать ему рот?

Мишка снисходительно усмехнулся:

— Извини, старик, но такие вещи полагается знать самому.

— И правильно сделали, что убрали! — вмешался Павел. — Я знаю, присутствовал… Неправильное выступление, злое. Не к месту.

— Ну, может быть, оно не такое уж и неправильное! — заметил Мишка. — Но что не к месту — это да.

Андрей, ничего не понимая, смотрел то на одного, то на другого. Мишка покровительственно похлопал его по плечу:

— День шахтера же на носу, голова садовая!

— Действительно, брат! — заметил и Павел.

Андрей возмущенно вздел плечи:

— Ну и что? Ну и что, я спрашиваю? Тем более!

Мишка посмотрел на Андрея, как на младенца.

— Извини, старик, но ты сейчас и себя, и всех нас поставил примерно в такую ситуацию. «Мама, — спрашивает как-то дочка, — а что такое аборт?» Мама и руки раскинула. Потом только сообразила. «Подожди, — говорит, — подрастешь, сама поймешь».

Павел заметно оживился, придвинулся ближе к столу и наполнил Мишкин стакан. Нечитайло нравился ему все больше.

— Но это же типичный зажим критики! — не сдавался Андрей.

Глядя, как он горячится, Нечитайло только посмеивался.

— Отстал, отстал ты, старик. Для критики и самокритики существуют стенные газеты.

Заразительно, от души расхохотался Павел. Это был прежний беспечный Пашкин смех.

— Учись, Андрей! — проговорил он.

Нечитайло ласково смотрел на негодовавшего Андрея.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза