Соседи

— Я-то откуда? Сколько раз заходил с пацанами к нему! Он каждый раз показывал нам разные снимки: «Вот мои друзья-летчики!», «А вот я около своего самолета». Завидовали мы ему. Наш односельчанин — и был летчиком! Против фашистов воевал! А знаешь, что еще рассказывали про Егора Васильича? Во время войны, говорят, будто он около Ковляя приземлился. Из всех окружных сел бегали на него посмотреть…

— И ты, папа, бегал?

— Куда! Два года тогда мне было — в сорок третьем…

— А Егор Васильич зачем приземлялся? — допытывался Сашка. — В отпуск прилетал?

— Какой во время войны отпуск! Просто захотел с родными да с односельчанами повидаться.

— Один раз прилетал?

— Один раз. И за это, говорят, ему крепко попало. А потом он на бомбардировщик пересел. Гитлеровское логово летал бомбить.

— А ты, папа, в армии кем был?

— В пехоте служил.

— А летчиком почему не захотел?

Семен, пристально посмотрев на сына, покачал головой:

— И все-то тебе знать нужно! Почему да почему? — Помолчав немного, вдруг оживился: — Попросился я в летчики. Возьмите, говорю, буду стараться, выучусь летать. Так слушай, что произошло. Допустили меня на комиссию. Вошел в большую комнату. Посередине длинный стол. А за столом военные сидят, врачи в белых халатах. Стали то да се спрашивать. Где родился да кто родители. Ноги-руки не ломал ли когда? Расспросили всё, а потом один из них, в белом халате, подозвал меня к какому-то чудному стулу. Садись, говорит, товарищ Шумбасов. Сел. «Нагни голову!» Нагнул. «Закрой глаза!» Закрыл. «Держись хорошенько!» Держусь, говорю. Только уцепился руками за чудной стул, как завертит меня, как закрутит, ой-ой! Как будто на юле сижу. «Что со мной делают?» — думаю. И вдруг — стоп! Остановили. Тот, который меня сажал, подходит и говорит: «А ну-ка, товарищ Шумбасов, прямо по этой половице пройдись!» Только шагнул — бац! — грохнулся на пол. Чуть лоб не разбил. Хочу встать, никак не могу — голова кружится. Помогли, конечно, подняли… Да какой толк! Негоден, сказали, на летчика…

Сашке стало жаль отца, обидно, что он тогда грохнулся на пол и не приняли его учиться на летчика. Если бы приняли, отец, может быть, не только летчиком бы стал, но и космонавтом. И во многих странах знали бы о нем. А теперь кто знает? Правда, когда полетел с крыши коровника и сломал ногу, в Ковляе целую неделю об этом случае говорили. А теперь уж и не вспоминают.

СТУЛ, НА КОТОРОМ ТРУДНО УСИДЕТЬ

В школьный музей Егор Васильевич передал фотографию, где он, еще совсем молодой, заснят около своего самолета. В кожаной куртке. В руке — шлем.

На стенде, посвященном участникам Великой Отечественной войны, учившимся в Ковляйской школе, стало одной фотографией больше.

Теперь, когда в музее собирались ребята, Сашка с Павликом рассказывали им о Егоре Васильиче: о воздушных боях, в которых он участвовал, о самолетах, на которых летал.

— А знаете, как в летную школу принимают? — спросил однажды Сашка товарищей.

Глаза ребят загорелись:

— Не знаем. Расскажи.

И Сашка поведал обо всем, что слышал от отца. И о комиссии рассказал, и о вертящемся стуле, на котором очень трудно удержаться. А в заключение, увлекшись, добавил от себя:

— А после вертящегося стула в темную комнату тебя поведут. Там хоть глаз выколи — ничего не видно, а идти нужно. Только шагнешь — бух! Пола нет, и ты летишь. Если на ноги упадешь — летчиком будешь, а если лбом стукнешься — не годен…

— А я не боюсь падать! — сказал мальчик, подстриженный под машинку, и глаза его заблестели как угольки. — Я летом в погреб свалился — и ничего!

— Запишите Матвея летчиком! — крикнул высокий черноглазый пацан и рассмеялся. — Еще раз упадет в погреб на крынку со сметаной — самолет ему дадут. Только бабушку его нужно будет посадить рядом в самолет. А то Матвею не справиться с управлением.

— А если б тебе дали самолет, ты и со своей бабушкой не сел бы, — бойко ответил Матвей своему обидчику.

— Почему не сел бы?

— Ты, Костя, гусей боишься. Я видел, как ты от них бегал. А в самолете что будешь делать, если вдруг дикие гуси встретятся в небе? Прыгнешь на парашюте и бросишь бабушку? А ведь бабушка не может управлять самолетом.

— Моя бабушка все может!

— Ну да. Твоя бабушка старая, еле ходит. Вот моя бабушка молодая, ей только семьдесят лет. Она еще на салазках катается с горки.

Матвей и Костя еще долго продолжали бы спор, по Сашка остановил их:

— Хватит! Я проверю, кто из вас не боится.

— Как проверишь?

— Да уж найду способ. Подождите только немного.

Вечером, когда Семен пришел с работы, сын сунул ему в руку карандаш и положил перед ним на столе большой чистый лист бумаги: «Нарисуй вертящийся стул». Семен недоуменно пожал плечами. Нарисовать вертящийся стул! Да что он, художник, что ли! В школе еще, помнится, на уроке рисования все мучился. Задумает нарисовать зайца, а получается не то курица, не то утка. Но разве откажешь сыну! Взял карандаш и, склонившись над бумагой, стал чертить какие-то круги и линии. Что-то похожее вроде получается. До того захватила его эта работа, даже про ужин забыл.