Соседи

Зима в этот раз долго не устанавливалась. Первый cнег быстро растаял. А потом снова повалил и снова растаял, и лишь когда земля в третий раз оделась белым покрывалом, стало холодно, Парца покрылась льдом.

Ребята только того и ждали. Заскользили по льду звонкие коньки. Зазвенели на морозе веселые ребячьи голоса.

Целыми днями пропадает на реке и Сашка. Любо ему носиться по ветру с распахнутыми, как паруса, полами куртки.

До ночи бы домой не уходил, если бы не уроки.

А сегодня, кроме уроков, еще задание дали: собрать портреты героев войны для школьного музея.

— Давай по домам пройдем, — предложил Павлик раскрасневшемуся от езды на коньках Сашке.

Сказано — сделано. Занесли домой коньки и направились к Старой улице, раздумывая, к кому бы первому зайти. Решили: к бабушке Матрене, которая жила в самом начале улицы.

Дверь в сенцах была открыта, и мальчишки, войдя беспрепятственно в горницу, оказались лицом к лицу с бабушкой Матреной. Она сидела за столом в черном мокшанском сапоне и в платке в горошек. Лицо старухи, испещренное глубокими морщинами, было задумчивым. Впалые глаза уставились на мальчишек странным сверлящим взглядом. Не двигаясь с места, Матрена спросила глухим голосом:

— Вам чего?

Мальчишки сбивчиво начали рассказывать, зачем пришли. Матрена слушала и не слушала их, глядя немигающими глазами и думая о чем-то своем. Наконец, старуха встала, сняла со стены портрет в большой деревянной рамке, что-то пробормотала, прижала портрет к своей груди и погладила костлявой рукой по голове Сашку, а потом Павлика. И так дико посмотрела при этом на них, что ребятами овладел страх. Они выскочили от Матрены и пустились наутек по улице.

— Вот это старуха! — сказал Павлик, переводя дух, когда дом бабушки Матрены остался далеко позади.

— Старуха как старуха, — возразил Сашка, — только немного странная.

— А чего ж ты задрожал, когда по голове погладила?

— Я не задрожал, — заоправдывался Сашка, пытаясь придать себе спокойный вид.

Мальчишки шли и невольно поглядывали назад, будто кто-то вдруг мог погнаться за ними. Наконец, Павлик заговорил:

— А мы видели однажды бабушку Матрену… Ехали с дедом на мотоцикле. Утро было. Проехали Большой овраг. На пригорок поднимаемся. И смотрим — а там у высокой березы Матрена стоит. В таком же черном сапоне, как сегодня, без платка. Волосы распущены. Мотоцикл наш зверем рычит. А Матрена даже не повернулась к нам. Смотрит и смотрит куда-то вдаль.

— А куда смотрит?

— Я не знал куда. Попросил дедушку подъехать к ней, может, чего нужно. А дедушка говорит — не надо старухе мешать, она здесь своего сына ждет.

— А разве сын ее жив? Где он?

— Портрет видел, который она держала? На портрете парень в пилотке со звездой, с погонами. Это и есть ее сын Федя. Когда мы с тобой попросили снимок героя войны, она сняла его со стены. Говорят, она всегда так: снимет, а отдать не отдаст.

— А где ее сын? — переспросил Сашка, решив, что если найти самого Федора, то можно попросить и другой портрет.

— Во время войны Матренин сын артиллеристом был, — сказал Павлик задумчиво. — Когда наши Киев брали, сильный бой начался. Пять вражеских танков подбил Федор. А потом его ранило, и он умер. Так в бумаге было написано, которую Матрена получила. Только она в ту бумагу не поверила. Это, говорит, неправда. Вот и ждет…

Как это можно до сих пор ждать, если столько лет прошло с войны, недоумевал Сашка. Фамилии всех, кто не вернулся, печатными буквами написаны на каменном памятнике, что у правления колхоза поставлен. Ни дождь, ни снег не смоет эти буквы. И сколько ни жди, никто из записанных не придет обратно.

Мальчишки зашли еще в несколько домов и, получив две фотокарточки фронтовиков, решили на сегодня прекратить поиски. Нужно и уроками заняться.

Расставшись с Павликом, Сашка пошел домой. Шагал он по улице, и все никак не выходил из головы Матренин сын. Тридцать восемь лет прошло с окончания войны. Сколько было бы сейчас Федору, если тогда ему было двадцать лет? Выходит, пятьдесят восемь. А если двадцать пять, то шестьдесят три. Вот какая арифметика! И тут Сашка, пожалуй, первый раз в жизни обнаружил, что человек со временем стареет. Но он никак не мог представить, как это происходит. Ему кажется, что при его, Сашкиной, жизни никто не состарился. Взять хотя бы отца. Сашка помнит себя совсем маленьким, и отец был тогда такой же, как сейчас. Лицо узкое-узкое. Глаза серые, острые. Волосы густые, без залысин, как у некоторых. Только одна нога теперь, как сказали доктора, на сантиметр стала короче другой. Потому чуть-чуть хромает. Ничего не попишешь: сам виноват.

Дома Сашка рассказал отцу, как они с Павликом заходили к бабушке Матрене. Семен выслушал сына, хмуря лоб. Наконец сказал:

— Матрена портрета сына вам не отдаст. И не просите. До конца дней своих будет хранить его, будет ждать… А если фотокарточки нужны в ваш музей, сходите к Егору Васильичу. Ты ведь знаешь, он в войну летчиком был. Много у него военных фотокарточек.

— А ты, папа, откуда знаешь, что много?