Сейчас же я нахожу себе тихое местечко и из укрытия наблюдаю, как Луис и Роберт выходят на сцену, обмениваются коротким объятием, после чего Роберт жестом зовет Лизу из оркестровой ямы. Присоединившись к ним, она поднимает скрипку к подбородку и, следуя указаниям Роберта, начинает играть. Они репетируют снова и снова, сплетая свои «голоса» воедино; Луису осталось отыграть всего несколько спектаклей, и я понимаю его желание исполнить их особенно впечатляюще. Его последнее шоу станет звездным событием и будет освещено в прессе, где уже и так сотню раз рассказывалось об этом спектакле.
Вот только даже на мой непрофессиональный слух становится ясно, что Лиза не подходит Луису по звучанию или энергетике, и я понятия не имею, как же теперь быть. Сет ушел. Луис скоро уезжает. Голос у Рамона Мартина чересчур мощный, а у Лизы слишком мягкая манера игры, чтобы ему аккомпанировать.
Впервые в жизни я на полном серьезе беспокоюсь за своего дядю.
***
Чуть позже Роберт застает меня в своем кабинете, где я смотрю в одну точку и орудую дыроколом, делая отверстия в пустом листе бумаги. Дядя выглядит слегка пугающе: глаза красные, а вместо обычной улыбки мрачная гримаса.
— Хулиганишь? — спрашивает Роберт и, сняв очки, осторожно кладет их на стол.
Смутившись, я смахиваю кучку маленьких кружочков в мусорную корзину.
— Поверить не могу, что кто-то до сих пор пользуется одинарным дыроколом.
— Никто и не пользуется, — сев в кресло напротив меня, он наклоняется и кладет голову на скрещенные руки.
— Ты в порядке, Роберт?
Его ответ примерно такой же, как я и ожидала:
— Я не знаю, что делать с аккомпанементом для Рамона. Он заглушает Луизу.
Я вспоминаю, что у Роберта есть потрясающий пианист Лютер.
— А Лютер не сможет вытянуть соло Рамона?
— На
Пожимаю плечами.
— Просто подкидываю идеи.
Кажется, он обдумывает мое предложение, но затем качает головой.
— Эти песни созданы не для клавишных. Только у струнных есть нужная сила и возможность исполнить вибрато, а все это фортепиано сымитировать не в состоянии. Дуэт должен получиться таким, чтобы дух захватывало. Лютер молодец, но нам нужен музыкант, который завладеет вниманием зрителей. Который заставит их
Мне в голову приходит идея, от которой бросает в жар, и я выпрямляюсь.
— Погоди-ка…
Роберт озадаченно смотрит на меня.
Я поднимаю руку.
— У меня появилась идея.
Судя по его выражению лица, он догадался, что я имею в виду.
— Нет, Лютик.
— Он играет именно так, как ты и описываешь, — упрямо говорю я. — Просто ты его еще не слышал, но поверь мне — он что надо.
— Парень играет на гитаре. Милая, я понимаю, ты им очарована, но…
— Дело не в этом, честно. И он не просто рядовой уличный музыкант. Он
— В отличие от тебя, я не профессионал, — с осторожностью продолжаю я, — но мне кажется, что классическая гитара впишется в саундтрек спектакля просто идеально. Она нежная и мягкая, да, но при этом страстная и… что ты там говорил про вибрато? Гитара это тоже может. Раз уж мы решились на кардинальные изменения, пригласив Рамона, то, быть может, стоит поменять что-то и в музыке? Чтобы вместо скрипки Рамону аккомпанировала гитара.
Ничего не говоря, Роберт сверлит меня взглядом.
— Пойдем со мной, послушай его всего один раз, — от осознания, что я в силах его убедить, у меня начинает кружиться голова. — Всего
***
Мне почти смешно наблюдать, как безукоризненно выглядящий Роберт Окай входит со мной в метро в ближайший понедельник. Пока он спускается по лестнице, мне приходит в голову, что с тех пор как переехала в Нью-Йорк, я никогда не видела, чтобы моя дядя пользовался каким-то другим транспортом, кроме такси или машины с водителем. Роберт вырос на грязных улицах в Западной Африке, играл на старой и облупленной скрипке, носил лишь шорты и сандалии, но сейчас невозможно представить, что он когда-то выглядел иначе, нежели сейчас: на нем теплое длинное пальто, синий кашемировый шарф, сшитые на заказ черные брюки и отполированные туфли. На его фоне в пушистом розовом кардигане и с фиолетовым гипсом на руке я выгляжу куда менее презентабельно.
Но Роберт никогда не был снобом; он спокойно ныряет прямо в толпу. Не брезгует грязным поручнем или лужей внизу первого лестничного пролета. При этом производит впечатление, будто несмотря на свой более чем скромный старт, он всегда знал, кем в итоге станет: исключительно талантливым маэстро.