– Что ж, будем надеяться, что ты права, потому что я беспокоюсь о Хлое не меньше твоего. – Она улыбнулась мне противной улыбкой. – Думаю, это прекрасно, что ты можешь использовать свои познания в медицине для того, чтобы ей помочь. Хлое очень повезло, раз у нее есть такая подруга, как ты. – Она собиралась сказать что-то еще, но ей помешал звук автомобильного клаксона.
– Черт, это мое такси, – сказала я, хватая со стола свою сумочку. Потом показала на записку и таблетки. – Сделай мне одолжение, ладно, оставь все это под дверью спальни Хлои. Тогда она их увидит, если вернется с работы поздно и сразу отправится спать.
Сэмми чуть заметно кивнула.
– Нет проблем.
Сидя в такси, которое ехало по быстро темнеющим улицам Лондона, я не испытывала ни малейших сомнений в том, что Сэмми благополучно доставит мое лекарство Хлое. Ведь, в конце концов, таким образом ей удастся хотя бы в некоторой степени поставить себе в заслугу то, что Хлоя гарантированно сможет проспать эту ночь куда лучше, чем любую другую за последние несколько недель. Я не винила Сэмми за то, что она хочет подружиться с Хлоей, ведь иметь такую подругу, как Хлоя, бесспорно, было большой удачей. Но чего я никак не могла понять, так это как ей удалось так основательно запудрить Хлое мозги. Хлое нравилось видеть в людях только лучшее, но она была отнюдь не глупа – так почему же она так легко приняла на веру утверждение Сэмми о том, что та тайно встретилась с Томом исключительно из заботы о ее благополучии? Это, конечно, звучало правдоподобно, но на месте Хлои я бы задала нашей соседке куда больше вопросов, вместо того чтобы просто поверить ей на слово. А почему бы не спросить об этой встрече и Тома, предложила я, когда Хлоя передала мне то, что ей сказала Сэмми, – ведь тогда она сможет сопоставить оба их объяснения и посмотреть, имеются ли между ними какие-то расхождения. Однако Хлоя, как всегда очень пекущаяся о том, чтобы не задеть чьи-либо чувства, твердо заявила, что ничего не скажет Тому, потому что не хочет, чтобы он чувствовал себя виноватым из-за того, что действовал за ее спиной. Более того, Сэмми вроде бы согласилась также не сообщать Тому, что Хлоя знает об их встрече. Лично мне такое решение представлялось слишком сложным и оставляющим много вопросов – но, возможно, в ее нынешнем страшно уязвимом состоянии, вызванном хроническим недосыпанием, Хлоя просто не имела душевных сил для того, чтобы требовать у Тома объяснений. Но какова бы ни была причина ее отказа сделать это, таково было ее решение, и мне не оставалось ничего другого, как уважать его. Хорошо уже и то, что она, по крайней мере, не сказала Сэмми, что это я видела ее и Тома на вокзале Лондонский мост. Отношения между мною и Сэмми и без того были непростыми, и подобная информация только усугубила бы дело.
После инцидента с авторучкой я старалась всеми силами избегать встреч с Сэмми, что было весьма нелегко – ведь мы с ней жили под одной крышей. И как я ни пыталась, мне никак не удавалось ее раскусить. Несмотря на то что у меня немалый опыт работы в области медицины, мне еще никогда не доводилось встречать людей, похожих на нее. Очень часто она казалась до странности бесстрастной и отрешенной, хотя, когда ей приходила такая охота, она была вполне способна и включать обаяние. Я заметила в ней и еще кое-что – ее все возрастающее чувство вседозволенности, как будто она имеет полное право вести себя в доме так, как ей хочется в данный момент. В первое время после своего переезда она в основном проводила вечера в собственной спальне, хотя та и была на редкость тесна. А работая в дневное время над статьями по заказам модных журналов на кухне, сидя на кухне за обеденным столом, она поначалу всегда убирала с него свой ноутбук и все остальное, что ей требовалось для работы, до того как домой возвращались Хлоя и я. Но в последнее время ее поведение изменилось. Все началось с мелочей – то она забывала купить рулон туалетной бумаги, когда подходила ее очередь это делать, то, позавтракав, оставляла в мойке грязную посуду, вместо того чтобы сразу же загрузить ее в посудомоечную машину. Но потом она осмелела еще больше, стала бесцеремонной. Начиная работать за обеденным столом, она иногда делала это еще до того, как я выходила из дома, да к тому же еще частенько оставляла все свои причиндалы там же и в конце дня, так что отодвигать в сторону ее блокнот, ноутбук и прочее дерьмо, чтобы освободить место на столе, приходилось мне. Позднее, вечером, она нередко реквизировала в свою пользу телевизор в гостиной и, когда туда входил кто-то еще, даже не предлагала переключить его на другой канал. Впечатление создавалось почти такое, будто это