– Нет! Не люблю. – Она твердо посмотрела в глаза своему парню. – Мне нравится смотреть, как ты играешь. Нравится болеть, переживать, радоваться, когда ты или кто-то из твоей команды забивает шайбу. Но мне не нравится каждый раз сидеть во время тренировки рядом с полем и смотреть, как вы отрабатываете броски или подачи, или что там еще. Мне не нравится каждый выходной, вместо того, чтобы сходить в кино или просто погулять, тащиться на очередную игру. Мне нравишься ты. Поэтому, я говорила, что обожаю хоккей, просто жить без него не могу. Я была уверена, что иначе ты не станешь со мной встречаться. – Глаза у нее горели, щеки разрумянились. – Так, что, как видишь, я не та девушка, которую ты себе представлял, и которая тебя устраивала бы. А ты, – Вика повернулась к Леле, ткнув в ее сторону указательным пальцем, – больше мне не подруга!
Взяв свою сумку, она решительно пошла к выходу из школы. Валера Гаврилин, приоткрыв рот, смотрел вслед удаляющейся тоненькой фигурке.
– Я думал, ей нравится, думал, ее все устраивает… – разводя руками, сказал он Леле. Лицо у него было растерянное, несчастное, как у обиженного ребенка. – Она ничего не говорила…
– Она боялась. Не хотела все испортить, – Леля пожала плечами. На душе было тоскливо и гадко. – Если она тебе нравится, скажи ей, что тебе важна она сама, а не то любит она хоккей или нет.
Пребывая в мрачном настроении, не замечая ни радостно сияющего солнца, ни пения птиц, ни оживленного, наполненного беззаботно-возбужденной суетой, всеобщего пробуждения, Леля брела к дому. Ничего у нее в жизни не осталось. Ни любви, ни дружбы. Одна сплошная беспросветная тоска, как тогда, когда они только переехали сюда. Но тогда была хоть какая-то надежда, что все изменится, когда-нибудь, со временем. А сейчас не осталось даже ее. Все кончено.
– Леля, – окликнула, сидевшая на освещенной солнцем лавочке, Нели Михайловна. – Чудесная погода, правда?!
– Да, – вяло ответила Леля, не находя ничего чудесного в данный момент ни в погоде, ни в жизни вообще.
– Представляешь, – Нели Михайловна посмотрела на Лелю своим излюбленным взглядом заговорщицы, – я вчера пригласила электрика проверить розетки. Что-то там не в порядке было, свет то и дело моргал. Я боялась, что может произойти замыкание.
Леля посмотрела на старушку с раздражением. Меньше всего ее сейчас волновали неисправные розетки в квартире Нели Михайловны.
– И вот электрик, такой молодой парень, очень серьезный, не какой-то там, шаляй-валяй, – Нели Михайловна махнула полной рукой, – все проверил. И говорит, ничего не могу найти, все, вроде, в порядке. Но потом, заглянул за шкаф, который Николай Борисович не стал забирать с собой, и говорит: «Там еще розетка. Давайте-ка я и ее тоже посмотрю». В общем, отодвинул он этот шкаф. А шкаф-то непреподъемный. Натуральное дерево. А от меня-то помощь какая? В общем, намучился он бедный. – Соседка покачала головой и хихикнула. Леля стиснула зубы. Больше всего, ей хотелось просто молча уйти и не слушать ни про какие розетки, шкафы и серьезных, молодых электриков. Нели Михайловна махнула рукой. – Ох, я все не о том. Под шкафом оказался листок бумаги. Видно залетел туда случайно. Вот, я даже специально с собой взяла. Дай, думаю, тебе покажу.
Нели Михайловна достала из внушительной сумки сложенный пополам тетрадный лист. Леля без особого желания взяла бумажку у соседки. Находки вроде бумажек обнаруженных под шкафом ее сейчас тоже не интересовали. Леля развернула лист, на нем был не законченный рисунок маски, сделанный карандашом. Хоть маска и была едва намечена, только контуры и нанесенный легкими штрихами довольно условный орнамент на месте щек и лба, но сразу угадывалось, что автор весьма талантливый художник.
– Если хочешь, можешь взять себе, – пожала плечами Нели Михайловна. – Мне-то он точно ни к чему. Думаю и Николаю Борисовичу он тоже не нужен, – она язвительно улыбнулась. – Уж если ему письма не нужны, то рисунок, потерявшийся, наверное, сто лет назад и подавно.
Нели Михайловна поджала губы, давая понять, что она не забыла, как бывший владелец квартиры обидел ее, отвергнув предложенную ею помощь.
– Спасибо, – Леля положила листок в карман и пошла к двери подъезда.
Мысли ворочались в голове медленно, даже не мысли, а отдельные обрывки, вязкие, бессвязные. Одни и те же, ни о чем. Выплывали из подсознания и вновь уходили. Леля подошла к лифту, и только потянувшись к кнопке вызова, вспомнила, что мать просила купить хлеба и кефир для отца. Леля чуть не застонала и поплелась обратно на улицу.
«Ну что за день!» – прижимая к себе покупки, с отчаянием подумала она, столкнувшись у дверей подъезда с тем, кого сейчас она хотела видеть меньше всего. Лучше бы, наверное, она вообще больше никогда его не видела.
– Здравствуйте, – сказала Леля, стараясь не смотреть в его сторону.
– Привет.
Ерохин придержал дверь, пропуская ее вперед.
– Как дела? – спросил он, стоя рядом с ней в ожидании лифта.
– Нормально.