Где-то в темноте капала вода. Она поморгала глазами и огляделась. В свете тусклых ламп, освещавших подвал, трудно было что-то разобрать. Голова слегка кружилась и Леля ощущала боль с правой стороны. Вероятно, сумасшедший старик ударил ее куском кирпича или обломком трубы, и после этого она потеряла сознание. В проржавевших трубах шумела вода. Леля вспомнила о море. На глаза навернулись слезы. Не будет больше ни моря, ни солнца. Ничего больше не будет. Она не могла закричать, рот был туго перетянут какой-то тряпкой. Возможно, он использовал носовой платок. Почему-то Леля подумала, что Николай Борисович очень аккуратный, так, что платок, наверное, чистый. Хотя это уже не имело никакого значения. По щекам покатились слезы. Руки стягивало за спиной что-то жесткое, больно врезавшееся в кожу. Леля попыталась встать, но то, чем были связаны руки, было замотано вокруг проходившей за ее спиной толстой трубы. Лязгнул замок, и дверь, ведущая на улицу, приоткрылась. Дверь снова захлопнулась и Леля увидела приближающуюся к ней темную фигуру. «Пожалуйста! Я не хочу!…». Из груди вырвался тоненький, отчаянный писк. Леля замычала и задергалась изо всех сил. Каким-то кусочком сознания, еще способным мыслить более-менее трезво, она попыталась вызвать в памяти лицо, которое так часто себе представляла. «Пожалуйста! Спаси меня! Я не хочу умирать!…»
–
Остановив машину возле названного Лелей дома, Ерохин и Абдурахманов выскочили на улицу. Абдурахманов к этому моменту уже полностью проникся возможной серьезностью ситуации. От обычной ленивой неторопливости не осталось и следа. Движения были четкими, быстрыми.
– Если, все это правда, думаешь она может быть у него в квартире? – Алексей посмотрел на напряженное лицо Ерохина.
– Да х.. его знает. Иди в подъезд, звони во все квартиры, узнай, где он живет. Узнаешь, ломай дверь на х…р. Я всю ответственность беру на себя. Я пойду, на всякий случай, обойду вдоль дома. Может у него тут, где гараж или ракушка. Дойдя до двери подвала, Ерохин заметил в траве, маленький белый прямоугольничек. Наклонившись к картонке, он почувствовал, как екнуло сердце. Его визитка. Она специально бросила ее, в надежде, что он ее найдет. Значит, она сама у этого ублюдка. Значит, все это правда. На двери висел новенький замок. Ерохин сбегал к машине, достал из бардачка перочинный нож. Вернувшись к двери, он поковырял в замке тоненькой пилочкой, имевшейся в ноже. Замок был самый обычный. Ерохину хватило пятнадцати секунд. Раздался щелчок и замок широко «раззявился». Отшвырнув его в сторону, майор вошел в подвал. Дверь сразу захлопнулась. Ерохин хотел поискать, что-нибудь и подложить под нее, чтобы она оставалась открытой, но плюнул, решив не тратить время. Несколько раз, сильно зажмурившись, чтобы привыкнуть к темноте, он направился вперед, туда, откуда слышалась какая-то возня и тоненький писк.
– Леля!
Она сидела на грязном полу. Глаза у нее были огромные.
– Леля! – он обнял ее и крепко прижал к себе, чувствуя невероятное облегчение от того, что она жива, и, судя по всему, ничего страшного этот ублюдок ей сделать не успел. – Все хорошо! Не бойся! Я здесь, с тобой! Все закончилось.
Он почувствовал, как сотрясается ее тело от рыданий.
– Все, моя хорошая, все – сказал он, прижимаясь щекой к ее волосам.
Леля во все глаза смотрела на того, кого она пыталась представить несколько секунд назад, решив, что сейчас ее жизнь закончится. Он был здесь, рядом. И он улыбался ей такой радостной, такой счастливой улыбкой, что она была готова умереть, теперь уже от счастья.
Ерохин развязал ей рот. Вытер ладонями мокрые от слез щеки.
– Он с тобой ничего не сделал? – глаза его полыхнули злобой.
Леля помотала головой, потому, что не могла произнести ни слова.
– Дурочка, зачем ты пошла за ним, – освобождая ей руки, замотанные металлической проволокой, сердито и в то же время нежно выговаривал он ей. – Никогда бы не простил себе, если бы с тобой, что-то случилось. Мы уже решили с напарником, что выпорем тебя, чтобы ты на всю жизнь запомнила, – он засмеялся. Леля тоже засмеялась, она была так счастлива, как еще ни разу в жизни.
За спиной Ерохина мелькнула тень. Из темноты возникло, кажущееся зловещим в тусклом свете, маленькое остренькое личико.
– Саша!!! – заорала Леля. Ерохин начал оборачиваться назад. Леле показалось, что время остановилось и все происходит как при замедленной съемке. Майор слегка повернул голову, и еще даже не успел увидеть того, кто находился у него за спиной. Внезапно его тело дернулось, и лицо сделалось удивленным. Глаза у майора помутнели и застыли, и он медленно начал заваливаться на бок.
Почувствовав резкую, обжигающую боль, Ерохин успел подумать: «Опять нож…». Перед глазами вспыхнули светящиеся радужные, как пленка на поверхности бензина, круги и наступила темнота.
– Аааааа! – вопль боли и отчаяния взорвал помещение подвала. – Нет!!! Нет!!! Саша!!!
Она рванулась вперед, навстречу искаженному какой-то жуткой гримасой, ухмыляющемуся лицу.