– Во-первых, она не такая. Хорошая девчонка. А, во-вторых, она что-то хотела мне рассказать о том, почему подозревает его.
– И чего? Хотела, а потом расхотела? Может потому, что рассказывать было нечего, ничего правдоподобного не придумала?
– Я не стал ее слушать, – хмуро сказал Ерохин. – Наорал и сказал, примерно как ты, что это все чушь, а она малолетняя дура.
– Ну, в принципе, ты правильно сказал. Хотя можно было и как-то помягче, конечно, – пожал плечами Абдурахманов и ухмыльнулся. – Орать на детей, это, вроде как, не педагогично.
– Б..ь! Если с ней что-то случится, я не знаю… Я буду виноват…
– А чего с ней должно случиться? – несколько обеспокоенно спросил Алексей.
– Она сейчас следит за этим мужиком. Позвонила мне и сказала, что нашла его. Я сначала ее вообще послать хотел. А потом к Толяну зашел, и он мне распечатку сделал. Идиотка чертова! Маленькая фантазерка, думает это все игра. Кретинка! – Он с силой ударил по рулю, машина вильнула.
– Саня, Саня! Держи себя в руках, ладно? Если мы сейчас куда-нибудь влетим, это никак делу не поможет. Но вообще, конечно, ситуация, того, странная и даже неприятная. Когда все закончится, и заметь хорошо, предлагаю эту твою соседку-сыщицу выпороть, как следует, чтобы не доводила старых дяденек, вроде нас, до сердечного приступа.
Абдурахманов с беспокойством смотрел на приятеля. Конечно, навряд-ли девчонка и впрямь уж нашла маньяка. Но если вдруг…
–
Опасаясь, что бывший сосед ее заметит, Леля шла следом за ним, держась на приличном расстоянии. Повернув за угол одного из домов, она удивленно огляделась по сторонам. Николай Борисович, как сквозь землю провалился. Он должен был пройти вдоль дома и повернуть в самом конце к следующему. Но его нигде не было видно. Не зная, что делать дальше Леля остановилась. Она уже собралась дойти до дома, из подъезда которого он выходил, как вдруг в бок ей уперлось, что-то острое, а на плечо легла рука и больно его сжала.
– Тихо! – прошипел мужской голос. Леля покосилась в сторону говорившего. Темные глазки Николая Борисовича смотрели на нее в упор с каким-то злобным ехидством. – Здравствуй, Леля! Давно не виделись.
– Я… Николай Борисович… Что вы делаете?…
– Леля, Леля! А ведь ты мне даже нравилась. Хорошая девочка. Такая милая, неиспорченная. Если бы ты еще не любила совать свой нос, куда не следует, – он говорил почти с жалостью. – Пошли. И не вздумай кричать или дергаться. – Упиравшееся в ее бок острие кольнуло кожу чуть сильнее, давая понять, что кричать и дергаться и впрямь не стоит.
Они пошли «в обнимку» – любящий отец или дедушка и очень славная молодая девушка, дочь или может быть внучка. «Боже! Боже!…» – непрерывно повторяла Леля про себя. Она подумала, что может быть стоит сказать, что она звонила в милицию, и они сейчас приедут, возможно, он испугается. Но потом решила, что, страшный старик тогда просто убьет ее сразу и потом сбежит. Может быть, майор Ерохин все же поверил ей? Может быть, он приедет и спасет ее? По щеке скатилась, показавшаяся очень горячей, слеза. Леля всхлипнула.
– Ну-ну-ну! – успокаивающе сказал Николай Борисович. – Не бойся. Тебя я убью быстро. Ты не будешь страдать. Ты хорошая девочка.
Леля снова всхлипнула. «Пожалуйста! Пожалуйста!…». Они подошли к дому. Леля думала, что он отведет ее к себе, но они миновали подъезд и прошли чуть дальше к небольшой двери в стене дома, над которой не было козырька, как над подъездами. Леля догадалась, что это дверь в подвал. Все. Даже если Александр Ерохин и приедет, он ее не найдет. Если, она вообще еще будет жива к моменту его приезда… Осторожно засунув руку в карман, она вытащила визитку, на которой Ерохин еще имел звание капитана. Слегка отставив кисть руки в сторону, он незаметно бросила визитку в траву.
В подвале было темно. После яркого солнечного света, почти ничего нельзя было рассмотреть. Николай Борисович подтолкнул ее вперед в густой полумрак.
– Ну вот. Посиди пока здесь, – почти ласково сказал он. – Скоро мы с тобой поедем в одно место. Он наклонился и поднял что-то с пола, а затем занес руку, и, размахнувшись, опустил ее вместе с поднятым предметом Леле на голову. Леля успела почувствовать боль, длившуюся одно мгновение, а потом, наступила темнота.
–