Соседка авторитета

– Я не буду ничего подписывать, – заявила я и откинулась на стуле. Интересно, а днем я в спальне кувыркалась? Кажется, да. Мы с Димой тогда пришли из магазина и почему-то не стали дожидаться ужина, разговоров и прелюдий. Будь все проклято… Вот гады… А как мы с Димой!.. То-то я смотрю, у Варяскина глаза масленые, как будто он беляшами утром вытирался, а не полотенцем.

– А не хотите, как хотите, – равнодушно заметил толстяк. – Сейчас вызовем двоих понятых и в их присутствии составим акт о том, что от подписи вы отказались. Приложим акт к протоколу, и этого для дежурной смены ИВС будет предостаточно.

– Для дежурной смены чего? – ужаснулась я, уже слышав эту аббревиатуру. Не помню, с чем это связано, но у меня сразу всплыли в памяти дурные воспоминания. То ли кто-то из знакомых в этом ИВС бывал, то ли из этих криминальных телепрограмм…

– Для дежурной смены изолятора временного содержания, – объяснял между тем Ползунов. – Перед следственным изолятором вы будете водворены именно в изолятор временного содержания. Ну, в прошлом это называлось КПЗ.

Слово «водворены» привело меня в еще больший ужас. А от аббревиатуры КПЗ колени судорожно колыхнулись и больно стукнулись друг о друга. Понятно, что, как и в случае с платком, это не ускользнуло от въедливого внимания моего теперь уже старого знакомого.

– Впрочем, сегодня уже не повезем, транспорта нет, – у Ползунова был такой вид, словно он делал мне подарок. – Ночевать у нас в камере будете.

Я сейчас умру от декомпрессии.

– А дома никак нельзя переночевать? Я потом сама к СИЗО подъеду.

Ползунов не выдержал и расхохотался:

– Дома – нельзя.

И это было последним, на чем держалось, зацепившись одной рукой, мое терпение.

– Да вы тут что, совсем одурели?!! – Придавленный шок прошел, и мною овладела ярость. – За что меня в изолятор?! Что я сделала?! Где мой адвокат, ты, пожиратель язвы?!

– Я бы не шумел так на вашем месте, – посоветовал Ползунов. – Сначала вы занимаетесь реализацией краденых автомобильных двигателей, а спустя два часа, тогда, когда я вам уже почти поверил, вы принимаете из Латвии груз с германскими перфораторами, среди которых дюже аккуратно упакованы два русских автомата! И теперь я опять должен поверить, что вы ничего не знали и действовали исключительно из соображения исполнения распоряжения Горецкого, директора?!

Его лицо побагровело, и мне вспомнились все заокеанские боевики, где добрый полицейский превращается в злого и начинает подозреваемого душить. Пока я растирала шею, в которой заклинил механизм дыхания, майор продолжал бесноваться:

– Куда вы хотели переправить оружие, Рапкунайте?! Или хотели оставить в своей коллекции, расстреливать конкурентов «Энергии»?!

– Ты что, спятил, мент?!! – заорала я. – Выпусти меня отсюда, пока я тебя не расстреляла!!

– Вот видите, – внезапно успокоился Ползунов. – Разговор у нас с вами не получается. Вы скрытны, как рысь. Простите, конечно, но женщине, занимающейся контрабандой оружия и так хорошо играющей роль праведницы, больше подходит определение «рысь», а не «лань».

Перед моими глазами поплыли хорошо знакомые круги с оттенками от Диор.

– Господин Ползунов, оскорбление я, конечно, стерпеть смогу. Так что сейчас можете хамить, сколько угодно. Но вот с незаконным помещением за решетку я, простите, согласиться не могу. А сейчас я хочу увидеть своего адвоката и, если не увижу, обещаю вам полные карманы неприятностей.

– Уголовное дело возбуждено, следствие начато, госпожа Рапкунайте. Вы имеете на адвоката полное право. Впрочем, вы имеете на него право в любом случае.

Я понимаю, о том, что возбуждено дело, он мог бы в данном контексте не говорить, но, видимо, ему это доставило неслыханное удовольствие.

– В данный момент вы подозреваетесь в незаконном перемещении через границу особо опасного вида контрабанды и незаконном обороте оружия. Наказание за данное деяние предусмотрено статьей сто восемьде… Да бог с ними, официальными фразами! – перебил он сам себя и махнул рукой. – Давайте я, как вы любите, – своими словами. От семи до двенадцати с конфискацией.

– В прошлый раз было от пяти до десяти.

– Прогресс налицо. Поэтому, пока вы не натворили чего-нибудь от двадцати до пожизненного, вас нужно срочно поместить в замкнутое пространство, в такое, где вы даже до себя не доберетесь. Я говорю об общей камере на восемь мест, где одновременно проживают пятнадцать милых дам. Тюрьмы у нас, несмотря на непрекращающиеся амнистии, переполнены. За вами присмотрят.

Ползунов, кажется, разговор закончил. Но сейчас все было наоборот. Его не собиралась заканчивать я.

– Послушайте, майор, – запротестовала я. – Вы же майор. Вы же как-то сумели дослужиться до этого звания. Поэтому должны же хоть чуть-чуть соображать? Зачем мне два старых автомата? Ну вы сами подумайте, зачем мне два долбаных автомата? И потом, неужели я, зная, что в вагоне спрятано оружие, приехала бы на вокзал и в присутствии двух таможенников спокойно наблюдала за тем, как коробки перегружают в фуру?

Ползунов подобрел, и голос его стал мягким, почти как на рыбалке.

– Вот и я о том же.