– О чем? – заволновалась я. – О том, что я наблюдала, как из вагона выгружают оружие, прошедшее пятнадцать войн?
– Понятное дело, – развел руками милиционер. – Это говорит о том, что об оружии вы не знали.
Я едва не потеряла сознание.
– Так что ж ты… Что же ты, мусор поганый, нервы мне здесь мотаешь? Я с ума схожу, ночь на дворе, а он изгаляется, как гестаповец!..
– Полегче, – предупредил Ползунов, – дамочка. Не в офисе, чай, «Энергии». Кстати, чаю хотите? Не хотите? Как хотите. А отпустить вас я не имею права. Даже если вы не знали об автоматах. Это нужно доказать. Следствие по этому делу, учитывая, что часть фигурантов находится в городе-побратиме Риге, будет идти не менее шести-семи месяцев. Если даже вы не при делах, из ворот СИЗО вы выйдете не раньше конца весны следующего года.
К головной боли прибавилась боль сердечная. Потом почечная. Когда стало покалывать в печени, я поняла, что это не инфаркт, не цирроз и не колики. Это неврастения. Еще немного, и я начну чесаться, как Ползунов. А он, к слову сказать, если я забыла об этом упомянуть, чесал себе то ноги под столом, то ладони на столе.
– Вот если бы… – глубокомысленно выдавил майор. – Тогда, конечно. Хотя… Вы мне отказали еще при первой встрече. Так вам адвоката, говорите, Лариса Инваровна?
– Что там? – уцепилась я за последнюю надежду. – В чем я вам отказала в первую встречу? У меня провалы в памяти или вам показалось? Надеюсь, вы мне в первую встречу, когда я себя плохо контролировала, постель не предлагали?
– Да вы что… – Ползунов покраснел так, что я уверовала в то, что предложить женщине постель он не сможет ни при каких обстоятельствах. – Я о другом говорил.
– Господин Ползунов, наша беседа мне напоминает кота, застрявшего в заборе. Вы то потянете его за хвост, то, обойдя, начинаете рвать за голову. Кот орет, а вы, простите за похабность, не вытолкнуть, не вытащить. Что вы мне предлагали?
Ползунов встал, запалил десятую, наверное, по счету, папиросу и отошел к окну.
– Я постараюсь быть с вами предельно откровенен, Лариса Инваровна, – пообещал он. – Дело в том, что за деятельностью Геннадия Аркадьевича Горецкого мы наблюдаем вот уже восемь месяцев. Не стройте иллюзий, мы знаем об «Энергии» все. Даже в котором часу вы начинаете красить губы за столом.
– И во сколько? – Вопрос не к месту, глупый, но я баба, и мне очень хочется знать, врет он, что знает, когда я крашу губы, или нет.
– Когда приходите после обеда или когда уходите домой? – уточнил Ползунов. – В первом случае, когда вы обедаете в кафе «Пингвин», вы возвращаетесь без четверти два, бросаете в верхний ящик стола сумочку, вынимаете из ридикюля, находящегося в среднем ящике стола, губную помаду морковного цвета – на работе вы пользуетесь только морковной – и красите губы. Второй раз вы подкрашиваетесь в начале шестого. На этот раз бордовой. И уже в семнадцать пятнадцать вместо семнадцати тридцати уходите домой. Что-нибудь еще?
Я сидела, словно по мне разлилось жидкое олово, да потом и застыло. Господи, последние надежды на то, что у меня в икебане на столе нет никаких «глазков», не оправдались. Ползунов все перечислил в таком четком порядке и с таким обыкновением на лице, что о количестве имеющихся кассет оставалось лишь догадываться. Значит, и спальня…
– Так вот, об откровениях, Лариса Инваровна, – оценив мое потрясение, продолжал Ползунов. Сказать по совести, нашему Управлению не нужны вы. Нужен Горецкий. И вы, как законопослушный человек, желающий остаться на свободе, должны рассказать нам о том, какие противоправные сделки совершал Геннадий Аркадьевич за последние три года. Вы же три года работаете в «Энергии», а, Лариса Инваровна?
Теперь меня полили еще и дерьмом.
– Не поняла…
– Все вы поняли. Отдайте нам все сделки Горецкого, и я обещаю вам, что на суде вы выступите свидетелем, а не подсудимым. И сегодня пойдете домой. Я даю слово офицера.
Я посмотрела на Ползунова снизу верх. Неужели этот толстяк хотя бы на секунду может предположить вероятность того, что я начну продавать Горецкого по частям? Он хочет, чтобы я рассказала ему, как Гена в двухтысячном году перебросил двенадцать миллионов рублей от будущего депутата Облсовета Валькина через свой счет на счет местной телерадиовещательной компании и заработал на этом восемьсот тысяч? Или как в следующем году сделал то же самое для депутата Горсовета Елгина? Или как продал финнам лес хвойных пород как брак? Или как в прошлом году получил два миллиона рублей бюджетных денег на очищение дна Москва-реки от промышленного мусора, да так ничего и не вычистил? Или как приватизировал завод металлоконструкций и продал его питерцам за двадцать пять миллионов рублей? В текущем году Гена тоже отличился. Получил с государства компенсацию НДС за зарплату двух тысяч рабочих, которые после войны стали качать нефть в иракском Киркуке. Я не видела ни одного из них, однако о подлоге узнала лишь тогда, когда документы с резолюцией «добро» вернулись из мэрии. Горецкий выпил по случаю и проболтался. Понятно, что одной только мне.