Читаем Соседская девочка полностью

За столиком перед кружкой пива и книгой сидел мужчина лет пятидесяти с квадратной лысой головой. Он вытащил из кармана мобильник и быстро нажал пару кнопок. Снова сунул его в карман разношенных джинсов и плотнее вжался в угол.

На крыльце было холодно и прекрасно. Солнце светило. Сосны шумели. Откуда-то выскочили веселые девушки в разноцветных курточках.

Он вернулся. Наталья Сергеевна держала мобильник у уха. Официант расставлял чайные чашки.

– Не отвечает, – сказала Наталья Сергеевна. – Черт. Жалко. Хотела повидаться. Совсем ведь рядом, полминуты ходьбы! Прямо хоть беги и стучи в дверь!

– Пошли ему эсэмэску, – сказал третий ее спутник.

– Да, да, обязательно, – сказала она. – Мальчики, вызовите такси на половину третьего.

<p><emphasis>The Man of Property</emphasis></p><p>НО КАКОВА ДРЯНЬ!</p>

Первый – хотя нет, второй курс. Суббота. Вечер. Заседание Научного студенческого общества. Какой-то умеренно заумный доклад. Ностратическое языкознание, ой. Но интересно. Рядом со мной сидит девочка с другого отделения – первый раз вижу. Она меня тоже видит, скорее всего, в первый раз. Когда кончилось, пошел к гардеробу, она там стоит, одевается.

– Ты на метро?

– На метро.

– До какой?

– До «Сокольников».

– Проводить?

– Если хочешь.

Идем по ночному переулку. Кажется, улица Олений Вал. Хорошее название. Конец сентября, еще совсем тепло. Листья ковром лежат на тротуаре, я взбиваю их носками ботинок. Она смеется. Болтаем о чем-то умном. Она берет меня под руку. Я чуть прижимаю ее руку к себе, сквозь плащ чувствую ее худой и нежный локоть – и легкое ответное движение – она тоже чуть-чуть прижимает мой локоть к себе. Пришли. Постояли у ее подъезда минуты три.

– Пока!

– Пока!

В понедельник искал ее на всех переменах. Нашел. Вместе посидели в буфете. Узнал, как ее зовут. Еще раз проводил до подъезда.

Назавтра началась совсем другая история. Ладно. В другой раз.

А с этой девочкой мы так и не поцеловались. Вот и всё.

Нет, не всё.

Через четыре года, уже после выпуска год прошел, встретил одну свою знакомую. Долгий разговор на остановке. Несколько троллейбусов пропустили. Веселые воспоминания: как сдавали, как прогуливали, как на картошку ездили, как то, как сё – и вдруг спросил:

– А помнишь такую-то? Вроде вы на одной кафедре.

– Конечно! Мы иногда созваниваемся.

– Ну, как она?

– Да всё отлично. Замуж вышла, родила.

И тут же мысль: «Нет, но какова дрянь! Замуж вышла! Родила! Как она смела?»

– Совсем рехнулся? – спросил меня внутренний голос. – Ты что? Ты с девушкой даже не целовался! Два раза до дома проводил, и всё, и забыл про нее, закрутив какой-то бездарный тяжелый роман! А она, значит, должна только о тебе и помнить? Хранить верность? Как ты это себе представляешь? Сидеть у себя на Оленьем Валу у окошка, платок вышивать? И чего ждать? Нет, ты просто сумасшедший идиот!

– Да, наверное, ты прав, – неохотно согласился я со внутренним голосом. – Логически всё так и получается. Но всё равно!

– Что «всё равно»?

– Всё равно обидно, и жалко, и вообще отстань.

– За что тебе обидно? Чего тебе жалко? – возмутился внутренний голос. – Ведь у вас же ничего не было! Совсем, вообще, ни чуточки!

– Заткнись, – сказал я. – Ты прав, но ты ничего не понимаешь.

<p><emphasis>этнография и антропология</emphasis></p><p>ТЕЩА (ИСТИННОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ)</p>

Этот рассказ я недавно услышал от одного пожилого господина:

«В семидесятых я работал инженером на секретном предприятии. И еще был замом секретаря комитета комсомола. И вот нам докладывают: слесарь-сборщик такой-то – повенчался в церкви! Ой-ой-ой! За это полагается исключение из рядов ВЛКСМ! Но слесарь-то наш сборщик – уникальный мастер, ювелир, спец высшего класса – в общем, без него, если совсем грубо говорить, ракета не взлетит. А исключение из комсомола – это автоматом лишение допуска к секретным работам. И скорее всего, увольнение. Мы тут куем щит родины, и вдруг такой ненадежный сборщик. А где другого взять? Негде. А если даже найдем, то нужно ему оформлять допуск, проводить через все инстанции. Что делать? Бежим в партком. Нам говорят – дело-то серьезное. Допустим, через неделю испытания, мы его увольняем, допустим даже, изделие не выходит на испытания. Серьезный скандал. Но, товарищи, идеология – это еще серьезнее. Сегодня мы сборщику простим венчание, завтра – баптиста до стендов допустим, а потом что, а потом что, у нас диссиденты в КБ будут сидеть? Просто руки опускаются!

И тут одного нашего осенило. Он кричит:

– Теща!

– Что теща? – спрашиваем. – Какая теща?

– Теща его заставила! Значит, так. Пишем объяснение. То есть пусть он пишет личную объяснительную записку, а мы к ней приложим свое письмо. Типа подтверждаем наличие отсталой тещи. Что она и настояла, чтоб венчаться в церкви.

– Что ж это он, – говорит кто-то, – комсомолец, а не смог противостоять?

– Так это ж теща! – закричали все.

– Верное, – сказал секретарь парткома. – Теща – это святое. Пишите объяснение про тещу.

Написали. Послали в райком комсомола и в райком партии.

И вы знаете, сработало.

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза Дениса Драгунского

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее